6
Пресловутые львы — не единственная «находка на месте».
Таковы же и… пресловутые туманы.
Было туманное утро в порту…
Словно вата легла на зеркальную поверхность залива.
И если бы «Лебединое озеро» игралось не в Одесском театре, {132} а среди кранов и дебаркадеров порта, то можно было бы подумать, что на воды легли облачения дев, умчавшихся в дальний полет белыми лебедями…
Действительность прозаичнее:
туманы над заливом — это просто «простой» — черная пятница в списке календарных дней съемок.
Иногда таких «черных пятниц» бывает семь на одной неделе.
И вот сейчас, несмотря на всю пушистую белизну, мы имеем дело с такой черной пятницей простоя.
Об этом зловеще напоминают черные остовы кранов, торчащие скелетами сквозь флердоранж свадебных облачений тумана.
Да черные туловища ботов, барж и коммерческих судов, похожие на бегемотов, барахтающихся в кисее.
Растрепанную корпию тумана кое-где пронизывают редкие золотые нити солнечных лучей. От этого у тумана образуются золотисто-розовые подпалины.
И туман кажется теплым и живым.
Но вот и солнце задернулось вуалью облаков, как бы завидуя собственному отражению в море, покрытому лебяжьим пухом туманов: «Чем я, мол, хуже?»
Так или иначе — съемок нет —
простой.
Выходной день.
* * *
Прокат лодки стоит 3 руб. 50 коп.
В обществе Тиссэ и Александрова мы катаемся по туманному порту, как по бескрайним садам цветущих яблонь.
«Трое в одной лодке».
У Джером Джерома к такому заглавию приписано: не считая собаки.
В нашем случае — не считая кинокамеры.
Наша кинокамера, как верный пес — неотлучно при нас.
Верный «Дебри эль» уперся боком в свободную уключину.
Он рассчитывал (как и мы) отдохнуть сегодня.
Неохотно согласился пробаюкаться в лодке по заливу.
И вовсе не доволен тем, что неугомонный азарт трех катающихся заставляет его вгрызаться в туманы.
{133} Туман вязнет в глазу объектива, как вата на зубах.
«Такие вещи вообще не принято снимать», — кажется, шепчут его шестерни.
Если бы наш «Дебри» действительно был собакой, он бы здесь, конечно, свирепо огрызался.
Но его точку зрения поддерживает иронический смех, несущийся со встречной лодки:
«Чудаки!»
Это над нами смеется оператор Л.[i], работающий тут же в Одессе по другой картине.
Его долговязая, сухопарая донкихотская фигура лениво растянулась на другой лодочке.
Выплывая и вплывая обратно в туман, словно из затемнения в затемнение, он бросает нам на ходу иронические пожелания успеха.
Успех оказался на нашей стороне.
Случайно ухваченная и на ходу эмоционально осмысленная встреча с туманами, подбор деталей, абрисы кадров тут же «на ходу» собираются в материал траурных пластических аккордов, чьи взаимные хитроумные монтажные сплетения сложатся уже позже — на монтажном столе — в Траурную симфонию памяти Вакулинчука.
Во всей картине это оказалось самой дешевой съемкой: за прокат лодки для поездки по бухте уплачено всего 3 рубля 50 копеек.
[i] Речь идет об Александре Андреевиче Левицком, одном из старейших русских операторов, начинавшем снимать с Э. фильм «1905 год». Полное несходство творческих принципов привело к разрыву их сотрудничества еще на съемках в Ленинграде. После завершения «Потемкина» Э. писал: «Потеря полутора месяцев из-за несхождения характерами с Левицким. <…> Трудно делать революционную сегодняшнюю вещь, когда в операторе обывательская неприязнь и непринятие крана, верфи, паровоза, а идеалы — в картонных католических костелах» («Тезисы к выступлению в Ассоциации революционной кинематографии», 1926). Последняя фраза — намек на фильм «Крест и маузер» (реж. В. Гардин), снимавшийся Левицким в Одессе, когда у Э. его сменил оператор Эдуард Тиссэ.
Свободное копирование
