Дома и на войне - 36

Глава XII

12-Е ЯНВАРЯ. ШТУРМ

Было за полночь, когда наш маленький отряд, состоящий из одного батальона Самурского полка, команды охотников, 5-ти орудий и сотни казаков, под начальством подполковника Гайдарова, выступил из лагеря в обходное движение. Задача отряда заключалась в том, чтобы занять маленькую калу, находившуюся в полуверсте от северо-западного угла крепости. А главное, чтобы всем этим движением сколько возможно отвлечь на себя внимание и силы неприятеля. Одним словом -- обмануть его. Я находился при этом отряде и должен был, в случае убыли Гайдарова, занять его должность. По нашему выступлению, главные силы должны были сколь возможно незаметно для неприятеля сосредоточиться против юго-западного угла крепости, под который наши инженеры две недели с великим трудом вели подкоп и наконец заложили сто пудов пороху.

Мы подвигались совершенно тихо. Луна тускло освещала путь. Отойдя версты три на северо-запад, мы остановились ждать рассвета.

Утро наступило теплое, пасмурное. Какая-то мгла мешала рассматривать черневшие на горизонте длинные стены Геок-Тепе. Наш отряд снимается со своей стоянки и быстро двигается прямиком на мельничную калу.

Хоть и пасмурно, а неприятель заметил нас, и все мы ясно видим, как он густыми темными массами бросается по стенам к углу крепости, выходящему к мельничной кале. Несмотря на их сильный ружейный огонь, мы подаемся еще немного и останавливаемся саженях в четырехстах, на открытой песчаной равнине. Орудия выстраиваются и отрывают огонь по мельничной кале, из-за которой ясно виднелся угол крепости, сплошь усеянный темными фигурами текинцев с различным дрекольем в руках. В это время со стороны наших главных сил не было заметно никакого движения. Мгла заволокла даже тот угол, где наши должны были скопиться. Я стою с поручиком Ушаковым (его Скобелев тоже назначил на время штурма в распоряжение Гайдарова), и мы наблюдаем за стрельбой. Вот одна граната ловко попадает в тонкую стенку калы, пробивает ее и образует в ней как бы окошко. Оно стало ясно просвечивать на горизонте.

Пехота казалась какою-то серою в этот день и подходила под цвет окружающей природы. Она стоит, выровнявшись, поблизости, держа ружья у ноги. Солдаты втихомолку разговаривают и переминаются с ноги на ногу. Низенький, коренастый, смуглый Гайдаров, пальто в рукава, подтянутый ремнем, при револьвере, через плечо шашка, на шее болтается толстый револьверный шнур, стоит и спокойно посматривает то на стены калы, то на крепость, то на орудия. Оглянется на своих солдат и опять смотрит, как стреляют из орудий. Наконец, он оборачивается ко мне и говорит: "Вы переведете артиллерию вон против левой стороны калы, а я пойду". -- И сказав это. он горячо жмет мою руку и решительно направляется к ротам. Те, заметив начальника, быстро выравниваются, офицеры бегут к своим местам. Гайдаров что-то командует, обнажает шашку, оборачивается и скорым шагом ведет их к мельничной кале. Офицеры тоже обнажают шашки, дорогой изредка оборачиваются к людям и равняют ногу. В это время текинцы открывают на нас чрезвычайно сильный огонь. Я уже не видал той минуты, когда наши бросились в атаку на калу, так как садился на лошадь, чтобы ехать и передать батарейному командиру приказание Гайдарова. Помню только, что когда я пустился вскачь, смотрю: Ушаков, который стоял невдалеке, падает, раненный. К нему подбежали с носилками и понесли в тыл отряда. Мне ужасно стало жалко Ушакова, и я чуть не заплакал. Когда я подскакал к мельнице, Гайдаров с ротами находился в той самой кале, которую только что перед тем наша батарея так старалась разрушить. В настоящую минуту кала очень пригодилась. Солдаты под защитой стен спокойно стоят и стреляют. Я слезаю с лошади, тоже становлюсь около стенки и с живейшим любопытством смотрю в маленькую трещину, на Геок-Тепе. Крепость от меня теперь очень близко, саженей двести. В это время начинает громить стены крепости наша артиллерия. Залпы орудий так и потрясают воздух. Неприятель видит, что дело плохо. Вон по рву, что тянется под самыми стенами крепости, целыми вереницами крадутся одиночные текинцы.

Вдруг земля задрожала, раздается страшный гул. Черный, громадный столб песку и дыму взвивается к небу. До нас доносятся крики: "Ура-а-а!"

Подкоп взорвало. Часть стены взлетела на воздух. Скобелев и пять тысяч наших солдат должны быть уже на стенах Геок-Тепе. Наш маленький отряд необыкновенно воодушевляется и, прикрытый стенами калы, яростно вторит далекому "ура".

-- Рота, пли! -- сколько есть силы командует возле меня осипшим голосом длинный тощий ротный командир, с лицом, изрытым оспой. Шеренга солдат в шинелях в рукава, высовывается на мгновение из-за стенки, дает залп по крепости и тотчас же прячется обратно, причем изо всех сил орет: "Ура-а-а-а!"

"Рота, пли!.. Рота, пли!.. Рота, пли!.." -- только и слышатся позади меня команды охрипших ротных командиров. В это время, смотрю, под стенами крепости, во рву, начинают скопляться толпы текинцев. Их согнутые спины, коричневые халаты и мохнатые шапки теперь можно хорошо рассмотреть. С ружьями в рукавах, они с ужасом озираются по сторонам и скрываются в каком-то овраге! Вон еще толпа показывается. Эта еще больше. Текинцы уже не крадутся, а просто бегут из крепости, побросав оружие.

-- Эх, кабы сюда горную пушку, так сразу можно бы уложить штук с полсотни! -- с досадой кричу я. Сзади кто-то из офицеров подхватывает мое восклицание и посылает сказать Гайдарову. Орудие подвозят, ставят дулом в проломанную стенку и стреляют вдоль рва, где все больше и больше скапливается текинцев. В крепости, очевидно, уже наступила паника, и жители в страхе покидали свою твердыню.

-- Эк ведь, стерва, маленькая, а как рванула! -- ворчит один солдатик, который, полагая, что такая маленькая пушка не могла громко выпалить, не остерегся. -- Оглушила, подлая! -- И, прикрыв ухо ладонью, он пробирается между усевшимися на землю солдатами, подальше от орудия.

Наконец, и наш отряд выбегает из калы и направляется по сыпучему песку к крепости. А там, на стенах, уже виднеются русские знамена. Вот добежали мы до рва. Глубины он аршина полтора, но довольно широк. На дне его валяются трупы, все текинские, в разнообразнейших позах. Вон один с седой бородой лежит на спине с раскинутыми руками. Колени согнуты. Желтый халат распахнулся, и за ним виднеется грубая белая рубаха. Чем ближе к стенам, тем больше трупов. Команда охотников первая подставляет к стенам лестницы, которые солдаты тащили с собой, и мы все быстро взбираемся наверх. Батальонное знамя, воткнутое в глиняную стену, захлопало по ветру своим полотном.

-- Ура-а-а-а! Ура-а-а-а! -- кричим мы, вне себя от восторга.

Стены высоки, сажени три, да и ширины такой же. Я жадно вглядываюсь вовнутрь крепости.

Боже, что тут творится!

Первое, что меня поражает, это отсутствие каких бы то ни было построек, тогда как я думал встретить здесь различные дома. Укрепления, завалы, редуты и т.п. Вся крепость представляет площадь около трех квадратных верст. Она чернеет от множества закоптелых войлочных кибиток, тесно поставленных одна возле другой. Куда ни взглянешь, повсюду валяются трупы людей, лошадей, верблюдов, ослов, собак, коров. Толпы женщин, закрывшись черными покрывалами, в ужасе перебегают от одной кибитки к другой, волоча за собой своих беспомощных ребятишек. Повсюду наши солдаты преследуют неприятеля. Стоны раненых, визг и крик женщин, плач детей, рев животных, крики: "Ура! Алла!", гром орудий -- все это слилось в один неопределенный, страшный гул. Мне казалось, что я вижу картину страшного суда. Только Императорский штандарт, развевавшийся на высоком кургане, напоминал мне о действительности.