Через несколько дней меня вызвали на очередной допрос. Григорьев сидел в комнате за большим столом и что-то читал. Когда меня ввели в кабинет, он, взглянув, сказал:
- Садись! Тебе знаком по Дайрену Джон Гоменюк?
- Да. Мы были в школе друзьями.
- В какой школе?
- В академии Мэринол.
- Предлагал ли он тебе какую-либо помощь, чтобы бежать из Дайрена?
- Бежать!? Нет, никогда.
- Предлагал ли ты ему не брать советский паспорт?
- Нет! Наоборот. Он был русским по национальности и без гражданства. И я считал, что ему следует взять советский паспорт.
Григорьеву было необходимо получить от меня компрометирующие сведения. Он пытался заставить меня дать показания против Джона Гоменюка, чтобы обвинить его в попытке бежать из Дайрена. Я это осознавал и не желал давать каких-либо показаний и свидетельств против Джона. Григорьев не был удовлетворен моим ответом. Я это ясно видел.
- Что произошло с Джоном Гоменюком?
- Не знаю. Не имею ни малейшего понятия. Он просто исчез, как и все остальные.
- Пытался ли он бежать из Дайрена?
- Не знаю. Вам это должно быть куда лучше известно.
- Да. Ты прав. Нам это известно, - ответил Григорьев.
- Так зачем же вы меня спрашиваете?
- Григорьев взглянул на меня с серьезным выражением на лице и спросил:
- Что ты можешь рассказать об Аломс?
- Кто такой Аломс? - спросил я с удивлением.
Затем я взглянул на него спокойным взглядом. Я ждал этот вопрос помимо всего.
- Я не имел никакого отношения к Аломс. Кстати, кто такой Аломс? Я такого не знаю.
- Аломс, он же Смола, пойманный шпион. Вы двое были в одной камере. Предлагал ли он тебе побег из тюрьмы?
Сейчас я уже был уверен, что Смола был стукачом, которого специально поселили в мою камеру для сбора показаний. Он получил задание узнать был ли я действительно связан с американской разведкой. Я ничего не терял признанием факта имевшего место - разговор о побеге из тюрьмы.
- Да. Он предлагал, но это была лишь игра! Мы ведь никогда и не собирались бежать по-настоящему. Ну, подумайте. Кто бы мог убежать отсюда? Это было невозможно, просто утопия. Никаких шансов на успех.
- Случиться может все, и предсказать такое событие невозможно,- сказал Григорьев рассмеявшись.
- И всю эту чушь рассказал вам Смола? - спросил я Григорьева.
- Напоминаю, что здесь вопросы задаю я. Смола сказал, что ты работал на американцев.
- Неужели? Он лжет. Этого он не мог сказать. Я никогда не говорил ему таких слов. И если он говорил это, то всего лишь пытался компрометировать меня. Этот ваш шпион, вероятно, имеет большое воображение. То, что он вам говорил — полная ложь!
Григорьев посмотрел мне прямо в глаза. Он знал, что я не лгал и что я знал о работе Смолы стукачом. Я говорил ему полную правду. Полковник молчал.
- Вот видишь, если бы ты в Дайрене не был связан с Пэтчем, сейчас был бы ты в Израиле. Твои сестры уехали из Дайрена.
- Вы желаете скачать мне, что сестры выехали в Израиль? Каким способом они могли это сделать?
- Из Тяньцзима в Гонконг морем. Оттуда самолетом в Тель-Авив.
Я был настолько поражен известием, что молчал. Ответ просто не приходил в голову, но я был очень благодарен подполковнику за новость.
Лично мне было радостно и утешительно узнать, что сейчас сестры в Израиле, здоровы и в безопасности. Но в то же время я ревностно отнесся к их отъезду. Сестры добились всего чего хотели, тогда как мне приходилось гнить в ненавистной тюрьме. Григорьев, словно прочитав мои мысли, улыбнулся. Он не шел дальше с рассказом о деталях этого события и других новостях из дома.
Я сидел в кабинете следователя, думая про себя, что Григорьев все же не был зверем и, в общем, относился гуманно. Он же тихо сидел напротив, наблюдая за мной.
- Если бы мы встретились до твоего ареста, мы могли бы быть хорошими друзьями, - промолвил подполковник.
Я согласился с его мнением, что теоретически мы могли бы дружить.
Внезапно Григорьев, опять став серьезным, спросил:
- Что ты бы мог рассказать мне о Наташе?
Я был настолько удивлен вопросом, что мне потребовалось чуть больше времени на ответ.
- Она была моей девушкой. Весьма странный человек. Замкнутая и никогда ничего не рассказывала о себе.
Посмотрев на меня брезгливым взглядом, Григорьев сказал:
- Не пытайся ее защищать. Она недостойна этого! Поверь мне.
Вероятно, в тот момент я подсознательно пытался защитить Наташу от моей участи. Не желал также компрометировать ее. Однако я все время подозревал Наташу в связях с МГБ. Она была информатором, специально подосланная в мой дом в Дайрене, что в конечном счете и привело к моему аресту. Сейчас же, когда Григорьев подсказал мне прекратить ее защищать, я, вне всякого сомнения, убедился, что Наташа была именно тем агентом, который предал меня.
- Аа! - буквально вскрикнул я. - Сейчас я понял все!
- Что ты понял?
- Некоторые факты, детали и события лучше, чем когда-либо.
- Какие факты? - спросил Григорьев серьезно.
- Просто оценку событий, которые до ареста ставили меня в тупик.
- Какие события ты имеешь ввиду?
- О Наташе.
Угрожающе взглянув на меня, подполковник сказал:
- Если ты расскажешь об этом кому-нибудь, ты не доживешь и до следующего дня, ибо тебя просто прикончат.
Меня внезапно охватил страх. Я понял, что допустил ошибку, дав Григорьеву понять, что знаю, чем занималась Наташа. Этого не следовало делать.
- Что ты понимаешь под выявлением некоторых фактов и событий сейчас лучше чем когда-либо?
Понимая, что мне следует немедленно отступить и не дать ему знать, что Наташа работала агентом МГБ, я сказал:
- Сейчас я понял, почему Наташа не пожелала выйти за меня замуж.
Григорьев, судя по его лицу, был крайне удивлен услышать от меня такое признание. Я понял, что он всерьез принял мое заявление, так как разговор не шел о стукачестве Наташи в Дайрене и я, якобы, не знал, что она была агентом МГБ.
- Почему она не хотела выйти за тебя замуж? - последовал вопрос Григорьева.
- Она была гораздо старше меня по возрасту.
- Насколько старше?
- Старше меня лет на шесть-семь.
- И это мешало любви и женитьбе?
- Да. Кроме того, она - русская, а я — еврей.
- Ерунда! - ответил он. - Масса русских женщин замужем за евреями. Евреи - хорошие мужья. Они не обижают и не бьют своих жен. Пьют мало. Они заботятся о своих женах, не то, что русские. Евреи дают женам все что могут.
- Может быть это и так, - ответил я, - но в любви и женитьбе возраст всегда берется в расчет.
Григорьев облегченно вздохнул. Он сейчас был уверен, что я ничего не знал о секретной работе Наташи на МГБ. И он также не знал, что я, наконец, понял, что именно Наташа совершила свою позорную измену, благодаря которой я здесь. Григорьев кивнул головой с пониманием доводов причин не состоявшегося брака. Некоторое время он молчаливо смотрел па меня своими холодными, словно стеклянными, синими глазами. Чатем по телефону вызвал конвоиров, и меня доставили в камеру.
Свободное копирование
