Короткое счастье - 3

  В те годы, когда я жила в Риге, большинство фланирующих по центральной улице горожан обычно так выстраивали свой маршрут, что он неизменно приводил к Милде. От памятника можно было повернуть направо, в парк Бастионной горки или налево, в аллеи сквера у Национальной оперы. Путь прямо вел в Старый город. В тот раз мы с папой повернули влево и опустились на скамейку возле мостика через городской канал. Был погожий майский день, одуряюще пахли кусты сирени. По каналу плыла семья белых лебедей.
 Усевшись на скамью, мы продолжили разговор, который начался ещё по пути к Милде. Точнее говорил папа, а я пыталась понять глубинный смысл его слов. В тот день он сказал, что переоценил свои возможности, когда решил выйти на пенсию, чтобы заниматься только тем, что не требует такого чрезвычайного напряжения сил, как создание кинофильмов.
 Конечно, нельзя отрицать, говорил он, что это было по–своему счастливое время. Мы разговаривали, гуляли, играли в четыре руки на фортепьяно. В гости то и дело наведывались родственники и друзья из Москвы, Ташкента, Красноярска, Ленинграда. Отец писал стихи, сочинял музыку, начал работу над мемуарами. У него появилось время перечитывать любимые книги, разбирать шахматные партии великих мастеров, учить меня рисованию. Побыть в лоне семьи — прекрасный отдых, но мужчина должен заниматься чем-то настоящим, а не предаваться безделью, сказал мне отец. Ему надо возвращаться к профессии. Надо ставить фильмы. Его снова манил мир кино, которому он отдал почти сорок лет жизни.
 Что касается меня, то я испытывала как раз противоположные чувства. Это будет ужасно, если снова начнётся круговерть. Экспедиции, ночные съемки, нарушенный режим дня, редкие выходные. А ведь мы собирались провести всё лето на даче. Папа недавно купил старую лодку, и она дожидалась своего владельца, покачиваясь на мелких волнах Балтэзерса (по-русски, Белого озера). На участке построили симпатичный временный дом, в котором была одна большая комната с изразцовой печью, кухня с настоящей плитой и просторный гараж, куда помещался наш новый «Москвич»-401, купленный на постановочные от последнего фильма. У отца был свой план насчёт дачи. Он мечтал построить на участке большой дом и приглашать для творческого уединения своих старых товарищей, чтобы они там могли работать над сценариями, писать музыку, вести философские беседы и в перерывах собирать в лесу ягоды–грибы. Разглядывая уже существующий проект загородного дома, папа воображал, как славно будет из окон с панорамным видом на озеро любоваться многоцветными закатами, словно на картинах Куинджи. Но теперь все эти планы откладывались. Отца снова потянула к себе профессия. 
 Потом, вспоминая этот разговор, я часто думала, что его желание снова делать фильмы услышала и одобрила нечистая сила.
 Мы ужинали, когда раздались протяжные громкие звонки.
 – Межгород! – воскликнула мама. – Наверное, кто-то из сыновей.
 Но она ошиблась. Звонили папе. Мы сидели тихо, шепотом переговариваясь о каких-то пустяках. Закончив разговор, отец обернулся к нам, и мы сразу увидели оживленное выражение его лица. Он позвал маму. Родители уединились в гостиной. Через некоторое время мама вернулась и деловым тоном объявила нам с бабушкой, что они завтра уезжают в соседнюю республику на переговоры. Художественный руководитель киностудии «Беларусьфильм» Владимир Корш–Саблин предлагает папе работу. Звонили по его поручению. Есть один очень интересный, хотя и трудный проект, куда спешно требуется режиссёр–постановщик. Я провожала их на вокзал с нехорошим предчувствием. Мне так не хотелось, чтобы родители снова уезжали! Папа был в приподнятом настроении. Рассказал мне о будущем фильме — буквально в нескольких словах. Назвал фамилию сценариста. Это был, как говорится, широко известный в узких кругах человек. 
– Я помню его., – сказал папа. – Обаятельная улыбка. Приятные манеры. Он тоже учился с нами на кинокурсах, но не на режиссера, а на актера. Потом стал сценаристом. В Алма-Ате работал начальником сценарного отдела. Теперь вот мне предлагают снять картину по его сценарию. Сюжет мне понравился. Не плачь, дочка. Я без работы не могу.