Согласие поужинать с Меиром поставило меня в трудное положение. Что я должен делать? В конце концов пришло решение. Сначала я делаю предложение Яэли, а потом мы едем в отель к Меиру.
Я поехал за Яэлью на штабной машине. Вроде все решено, но когда мы встретились, так смутился, что язык прилип к нёбу. Я пытался ходить окольными путями, спрашивал, где бы она хотела жить, в Реховоте или на горе Кармель. Хотела бы она побывать у меня в семье в Канаде? Так я и ходил вокруг да около, не решаясь задать прямой вопрос. Бен Дункельман, гордящийся своей прямотой и открытостью, не мог пошевелить языком, не мог сказать то, что должен был сказать!
Дорога оказалась слишком короткой, чтобы успеть справиться с нерешительностью. Мы подъехали к отелю прежде, чем я добрался до основной темы разговора. Я вышел из машины, проклиная свою трусость.
Уже наступил вечер, отель был затемнен. Меир ждал нас на улице, и я представил Яэль. Реакция Меира была типичной: поскольку там, где мы стояли, было темно, он взял ее за руку, провел в отель, посадил под лампу и подверг внимательнейшему изучению. Затем лицо его расплылось в широкой улыбке, и он провозгласил: «По мне она определенно в полном порядке. Можно я позвоню твоей матери, обрадую ее хорошей новостью?»
Я скорчился. В этот момент ни моей матери, ни кому-либо другому говорить в этом смысле было нечего. Я еще не решился сделать предложение Яэли и мог только догадываться каков будет ответ. Пока мои откровенные намеки и неявные вопросы не вызвали никакой реакции.
Не обращая внимания на мое смущение, Меир продолжал давить на меня, наступая коваными сапогами на хорошие манеры и наши переживания. «Вос вартс ду? - перешел он на идиш, - Чего ты ждешь? Где вы собираетесь жить?» Он все лучше понимал, что мы значим друг для друга и не скрывал своих мыслей. Расспросы продолжались: «В чем дело? Ты не любишь эту девушку?». Тут же, не дожидаясь ответа, поворачивался к Яэли и подвергал ее параллельному допросу. «В чем дело? Не можете принять решение?», – ругал он ее. К счастью, Яэль не первый раз сталкивалась с ним и не была совсем уж не подготовлена к такой манере общения. Была маленькая хитрость в этих выпадах, вызванных хорошими побуждениями. Мое смущение и неудобство росли с каждой минутой. Я чувствовал, вероятно по какой-то причине, что весь зал с интересом следит за нашим разговором, поскольку Меир не умел говорить шепотом...
В конце концов мое терпение кончилось. Когда внимание Меира переключилось на что-то другое, я отчаянно прошептал Яэли: «Ты не возражаешь?» Получив безмолвный утвердительный кивок, гордо объявил: «Яэль и я собираемся пожениться!» Прошло около месяца с того дня как Яэль пришла с пакетом в мой штаб и встретила такой грубый прием.
Мейер, конечно, пришел в восторг. Крикнув: «Я должен сказать Розе», - он побежал давать телеграмму моей матери. Вернулся в замечательном настроении все еще агрессивно любопытный. Почему мы не сказали ему сразу, хотел бы он знать. Не верил в желание держать это в секрете. Я уверен, что еще меньше поверил бы он в то, что предложение было сделано только что, прямо за этим столом, пока он справлялся у официанта о десерте. С того ужина в отеле «Лев Харкармель» Меир всегда настаивал, что сделал предложение за меня. Хотя это и гипербола, он может справедливо утверждать, что именно ситуация придала значительную силу его настойчивости.
В тот вечер я слегка отомстил Меиру за его штурмовую тактику. Поскольку у меня не было с собой денег, он должен был дать мне в долг для покупки свадебных колец. Эта ссуда была уникальна в своем роде. Я член правления Института Вейцмана, группы, которая отвечает за сбор средств в его фонд. Уверен, что я единственный, кто совершил обратный процесс – одолжил деньги у правления.
Свободное копирование
