Наступил день встречи. Мы дождались ночи и в назначенный час, когда глаза привыкли к темноте, отправились. Нас было четверо: Хаим Ласков, который (с полномочиями окружного командира) работал вместе со мной над контактами с друзами, Мордехай Шекевиц, Хаим Ауэрбах (очень колеблющийся из-за нарушения приказа его начальников из Шай и встречи с друзьями Мордехая) и я сам. Миссия держалась в полной тайне. Сейчас в абсолютном молчании мы проскользнули через наши позиции. Около блокирующих дорогу валунов нас ждала группа друзов. С ними в качестве молчаливого эскорта мы и пошли на ощупь каменистой тропой по направлению к месту встречи.
По мере удаления от наших порядков напряжение росло. Вооруженные не более, чем пистолетами, мы углублялись во враждебную территорию в сопровождении вооруженных незнакомцев. С трудом передвигаясь в темноте между скалами и оливковыми плантациями, в которых могла скрываться засада, мы знали, что в любой момент можем быть атакованы в упор без малейшего шанса на защиту. Мы двигались в абсолютном молчании, напрягая глаза и уши в поисках признаков опасности.
Когда мы приблизились к месту назначения, в моей голове зароились мысли. Справедлив ли был Шай, говоря о вероломстве друзов? Как они примут нас? Будучи в их деревне мы оказывались загнанными в угол и полагались только на их милосердие. Если они решат сотрудничать с нами – хорошо и замечательно. Но если они наше предложение не примут, то могут соблазниться завершить свой отказ захватом нас в плен или даже убийством.
Правда есть традиция восточного гостеприимства, согласно которой хозяин отвечает за безопасность и благополучие своей гостей. Но время военное, случиться может все... По правилам игры, пока мы не сядем и не преломим вместе хлеб мы еще не гости.
А вот и место назначения, достаточно большая деревня. Эскорт вел нас между затемненных домов, сгруппированных близко друг к другу. На пути никто не встретился, друзы явно, как и мы, заинтересованы в сохранении тайны встречи и приняли меры предосторожности. Проводники остановились возле большого дома и провели нас внутрь.
Я все еще побаивался за исход этого рискованного дела, входя во впечатляющий дверной проем, но к этому времени с покорностью воспринимал происходящее и любопытство превзошло тревогу. Выпрямившись, я огляделся. Большая комната освещалась единственной прерывисто мерцающей керосиновой лампой. В ее слабом свете я мог разглядеть несколько неясных фигур. Без сомнения это были уважаемые друзы из этой и других деревень, возглавляемые другом Мордехая шейхом Марзуком. Но прежде, чем я был им представлен, какой-то статный благородный человек с приятными чертами лица уже пожимал мне руку. Мордехай объяснил, что это очень видный духовный лидер друзов из близлежащей деревни, приглашенный местными жителями для консультаций и благословений. После вежливого официального знакомства и неизбежных чашек черного кофе (напоминание о моих переговорах при покупке земли в прошедшие 30-е годы) мы сразу приступили к делу. Переговоры шли непросто из-за языковых трудностей. Каждое предложение надо было переводить с иврита на арабский или наоборот и хотя Мордехай хорошо с этим справлялся, процедура была затяжной. Поскольку мой иврит все еще был далек от совершенства, а по-английски говорить не хотелось, я отставал еще больше, чем мои партнеры.
Вначале беседа изобиловала недоговоренностями и имела оттенки подозрительности и напряжения. Лидер друзов начал с множества уточняющих вопросов. Он говорил медленно и осторожно. Когда он останавливался, Мордехай переводил его слова на иврит, затем мой ответ - на арабский.
Пока шел медленный обмен репликами, делегаты и сановники сидели неподвижно, их глаза застывали на говорящем. Даже в мерцающем свете единственной лампы было ясно, что большое внимание уделяется каждому слову и нюансу. Очевидно решение еще не было принято. Сначала им нужно было точно знать чего хотят евреи и что они могут предложить взамен. Все их поведение было напряженным и нерешительным, поскольку принятое решение могло погубить и деревни, и людей.
Я сосредоточился на их духовном лидере, поскольку знал, что его мнение имеет огромный вес. Его вид не был враждебным, но не был и особенно дружелюбным. Беседа была вроде поединка, в котором каждая сторона прощупывала и испытывала другую, выясняя мысли и намерения. Вдруг его тон изменился, когда он резко произнёс что-то, явно похожее на вопрос. Мордехай перевел: «Шейх приглашает нас послать солдат и оккупировать друзские деревни»! Я чувствовал, что это очень важный момент – нас тестируют. От моей реакции зависел исход встречи. Было нелегко найти правильный ответ. По правде говоря, у нас не имелось достаточно солдат, чтобы даже рассматривать этот вариант. Естественно я не хотел показывать нашу слабость, возможно именно ее он и хотел обнаружить. Быстро подумав, я сказал, что было бы неразумно размещать израильских солдат в деревнях. Жители окажутся во фронтовой полосе, женщины и дети в опасной ситуации. Пока Мордехай переводил, я видел выражение глубокого удовлетворения на лицах друзских лидеров. Ясно, что ответ им очень понравился. В этот момент лед был сломан, и я почувствовал, что их доверие завоевано. До этого я был уверен в поддержке двух делегатов, теперь чувствовал, что все с нами.
Что касается меня, встреча вызвала доверие к друзам. Действительно, после этой ночи они стали верными и ценными союзниками. Их помощь была непосредственным и решающим преимуществом в завоевании Шафа-Амра.