Минометы и бюрократия - 4

Естественно меня беспокоило происходящее с канадскими волонтерами, которых я помогал набирать. Перед отъездом в Иерусалим я полагал, что сделал все для их приема и обучения. Приехав же в Тель-Авив, очень расстроился, узнав, что все мои усилия были напрасны, что по приезде канадцы были рассеяны по разным частям. Я был не единственный, кто протестовал против этого распределения. Многие сами жаловались на нарушение моего обещания, что они будут служить в одной части под моей командой. Дело было не в их «канадском патриотизме», большинство этих солдат имело большой боевой опыт и не хотело служить под началом офицеров, часто не знающих что надо делать.

Пока я объезжал разные военные части, стараясь отыскать канадцев, они рассказывали мне об очень специфических особенностях израильской армии в эти смутные времена. Поскольку кадровая служба армии была только что сформирована и пока работала неэффективно, каждая часть проводила собственную призывную кампанию, проявляя большую инициативу и изобретательность в привлечении новичков. Эти «вербовщики» особенно заинтересованы в канадцах, чей боевой опыт наиболее ценился теперь, когда у командиров уже не было терпения искать обученных солдат. Некоторые канадцы рассказали, что к ним подходили представители разных частей, каждый использовал все, что можно вообразить, вплоть до денежного стимулирования, чтобы уговорить вновь прибывших вступить в их часть.

Прежде чем окончательно похоронить идею создания отдельной канадской части, я посетил единственную группу, которой удалось сохраниться в составе бригады «Гивати», воевавшей в Латруне. Когда я задал им вопрос, то услышал два мнения. С одной стороны их еще привлекала идея собрать канадцев вместе. В то же время они участвовали в достаточно большом числе акций с «Гивати», чувствовали себя хорошо интегрированными, привязались к солдатам и офицерам, которые со своей стороны очевидно не хотели потерять такую группу солдат. Здесь я не был уверен в необходимости что-то менять.

К тому времени у меня появились другие мысли. Я чувствовал ответственность за солдат, которых набрал в Канаде и за обещания, данные им. Кроме того, я был искренне убежден, что отдельная канадская часть была бы весьма полезна израильской армии и до сих пор сожалею, что не удалось ее создать. Однако сейчас, когда набранные мной солдаты рассеяны по всему Израилю, идея явно неосуществима, и я прекратил свои попытки. Но где бы я ни служил, группы канадцев следовали за мной, и я помогал каждому, кто этого хотел, используя все свое влияние.

К началу июня после того, как я провел быстрый, но тяжелый учебный курс, первая минометная батарея была готова к боевым действиям в Иерусалиме. Насколько я понял Бен-Гуриона, я лично буду ими командовать, вернусь с ними в Иерусалим и поведу в бой. Мои воспоминания о том, как мы, не в силах отразить арабские обстрелы беспомощно припадали к земле в Иерусалиме, были еще столь живы, что мне не терпелось скорее вернуться туда с минометами. Я также был взволнован перспективой участия в первом конвое по «Бирманской дороге», за которую испытывал гордость совладельца, в обратную сторону. Я знал, что Амос Хорев организовывал первый конвой и эта часть нашей бригады с вооружением будет в нем участвовать.

Бен-Гурион думал иначе. Он решил, что важнее остаться в Тель-Авиве с бригадой и продолжать обучение, поскольку Нейеру вполне по силам привести батарею в Иерусалим. С сожалением пришлось согласиться по обоим пунктам. Батарея погрузилась на джипы и отправилась докладывать Амосу Хореву.

Вскоре после отъезда первой батареи, с 11 июня, вступило в силу первое перемирие. Однако, было почти очевидно, что оно не продлится обговоренные четыре недели. В преддверии возобновления боев нужно было испытывать больше минометов и тренировать больше солдат. Мы спешили изо всех сил, чтобы подготовить как можно больше минометчиков для следующих сражений.