Однако, вскоре мы оправились и пошли вперед. Преодолевая отчаянное сопротивление немцев, загнали их в Фалез, обратно в котел. План оказался великолепным. Но потом взаимодействие союзников нарушилось. Вместо того, чтобы закрыть оставшуюся половину клещей Монтгомери, Паттону позволили сбежать на север к Сене, где не было особого сопротивления немцев. Выглядело это прекрасно и на карте, и в новостях, как и его инкрустированные жемчугом револьверы на фотографиях. Но он ушел оттуда, где был нужен, где шли бои. Если бы он удержал позицию и сделал, как было запланировано, крюк вправо, закрыв Фалезский котел, война могла бы закончиться там и тогда. Но случилось так, что в двадцатых числах августа значительные остатки немецких армий смогли вырваться из Фалезского мешка и воевать дальше.
Тем не менее, в том мешке мы разгромили целую треклятую армию. Между 17 и 23 августа наши авиация и артиллерия устроили бойню восьми немецким дивизиям и разбили шестнадцать других вражеских формирований. В «Помни меня» Эдвард Мидс так описал этот эпизод.
«С рассвета до заката авиация бомбила, обстреливала и блокировала вражеский транспорт, танки и пушки. Дороги были перекрыты разбитой техникой. Мертвые лежали везде: среди сожженных танков и завалов из покореженных пушек, грузовиков и вагонов, рядом с раздутыми трупами лошадей.
Петля союзников затянулась. Окруженные, с бессчетным числом убитых, ведомые паникой, немцы сдавались тысячами. Но многие продолжали сражаться. С яростью пойманных животных, карабкаясь по кучам трупов, они атаковали границы сдавившего их кольца.».
По докладу Эйзенхауэра немцы потеряли к 25 августа 400 тысяч убитыми, ранеными и пленными, из которых военнопленных было 200 тысяч. Немецкие донесения называют более высокое число потерь на тот день – 460 тысяч. 12-я дивизия СС, особо меня интересовавшая, на 7 июня имела 20 тысяч человек, из котла вышло 300 солдат.
Ясно, что мы одержали большую победу. Теперь конец войны был делом времени, но для некоторых было слишком поздно. 16 августа я чудом уцелел, когда снайпер в Дамбленвилле выстрелил с большого расстояния, и пуля, ударившись о дорогу, просвистела между моими ногами. Вечером я рассказал об этом Давиду Оуэну. Это был мой лучший друг, мы были вместе с Броквилла, каждый раз попадая в одну часть. После ужина он заскочил в деревенский дом, где я расположился. Мы посмеялись над тем, что меня миновала ужасная рана, и поболтали о том, что будем делать после войны, сможем ли снова привыкнуть к мирной жизни.
На следующий день Давида Оуэна убили.
Свободное копирование
