Военно-полевой суд проходил в замке, неподалеку от передовых позиций. Слушание было весьма драматическим, поскольку из-за сильных бомбардировок приходилось трижды объявлять перерыв и спускаться в подвал. Меня вызвали как свидетеля, и по моей просьбе подсудимому разрешили отбывать наказание на передовой под моим надзором. Мэр Бретвилля и истец были удовлетворены. Мэр расцеловал прокурора в обе щеки и велел подать всем шампанского.
Это был бы счастливый конец, не вмешайся противник. Немцы начали обстреливать наши позиции и город из конца в конец с невероятной интенсивностью. Я же в это время был дежурным по штабу, что обязывало во время обстрела оставаться на месте, тогда как другие могли спуститься в подвал. Я должен был сидеть у телефона, стоящего на столе дежурного. Стол находился около огромных окон замка, полностью открытых вражескому огню. В разгар одного из жестоких обстрелов, когда я благоразумно отступил на несколько шагов под укрытие каменного лестничного марша, телефон зазвонил.
Происходящее напоминало абсурдную комедию Чарли Чаплина. В замок бьют снаряды, а телефон продолжает звонить. Стоит мне решиться на бросок, чтобы ответить на этот проклятый звонок, как раздается очередной выстрел. Один снаряд влетел прямо в окно, а телефон все звонит. Я молился, чтобы снаряд перебил провод, но нет – он звонит. Сделав дикий прыжок, схватил трубку и, задыхаясь, пролепетал: «Дежурный офицер». Звонящий, видимо разозленный долгим ожиданием, грубо спросил: «Кто говорит?» Теперь разозлился я и прорычал: «Кто, черт побрал, интересуется?» «Бригадный генерал Блэкадр. Что происходит?» Бомбардировка вновь усилилась и могла ответить сама за себя, однако я сообщил: «Мы под сильным обстрелом, сэр. Больше ничего». Он попросил держать его в курсе событий.
Хорошая связь играет важнейшую роль в современной войне.
Когда обстрел закончился, я попросил разрешения проведать своих солдат. Меня беспокоила их безопасность, хотя я знал, что наши окопы выдержат практически любой обстрел. Было жутко идти через городок. Всего несколько дней назад, когда мы только вошли, он выглядел нетронутым. Теперь его почти нельзя было узнать, многие кварталы были попросту превращены в руины, включая, к сожалению, и винные магазины.
Дойдя до своего взвода, я был остановлен одним из самых здоровенных моих сержантов. Хотя он улыбался и пытался скрыть свои эмоции, его трясло как осиновый лист. Он уверял, что все в порядке, но уговаривал спуститься в окоп кое-что посмотреть. На дне окопа была расстелена его шинель. Он нагнулся и поднял ее на высоту локтя, чтобы я взглянул. Шинель была изрешечена шрапнелью. Почти в каждый окоп были попадания. Ни до, ни после я не видел, чтобы узкий окоп раздолбали до такой степени.
Чудом мы избежали потерь. Когда наступало длительное затишье, солдаты перебирались в свои комнаты в доме, примыкающие к нашим позициям, отдохнуть и перекусить. Эта неожиданная смена позиций - единственное, что нас спасло. Сержант с изрешеченной шинелью никак не мог успокоиться, и я отправил его отдохнуть.
Вскоре после возвращения меня снова вызвали в штаб батальона. Полковник указал на лес в полутора тысячах ярдов впереди и сказал, что предполагает наличие там большой концентрации войск противника. «Вы сможете достать до этой цели? Артиллерия похоже не сможет, а нам необходимо срочно нейтрализовать их».
Трехдюймовый минометный снаряд весит десять фунтов и разлетается на мелкие осколки, способные вызвать разрушения в радиусе сотни ярдов. В течение пяти минут после получения приказа восемьдесят мин взлетели в воздух по направлению к цели. Это решило поставленную полковником задачу. Хотя больше никто не атаковал, мы постоянно находились под минометным и артиллерийским огнем. Хорошо еще, что потеряли только одного убитым и семнадцать ранеными.
Одиннадцать дней спустя после высадки, 27 июня, на следующий день после моего тридцать первого дня рождения, мы без сожаления покидали Бретвилл.
Свободное копирование
