Американец в ГУЛАГе - 102

На следующее утро Ациньш взял меня с собой в диспансер – место, куда приходили люди в надежде стать пациентами больницы, выстроившись в очередь. Он продолжил обучать меня основам фармакологии, а я продолжил делать инъекции под его присмотром. Одним из первых пациентов, которого мы осмотрели тем утром, оказался Эфроимсон. Он сказал, что ему нужен только аспирин, и Ациньш послал меня за ним, проинструктировав, где он находится и сколько его нужно взять. Когда я принес его Эфроимсону, он на краткое время склонился ко мне и произнес: «Мне он не нужен. Просто хотел передать, что Горелов и Китаец вчера решились бежать. Они сумели проехать через ворота. Потом километров через пятьдесят, в степи, у них кончился бензин. У органов есть небольшой поисковый самолет. Они их быстро нашли. Их очень сильно избили, но люди думают, что они выживут. Их закрыли в БУРе. Это все».

Он вежливо кивнул Ациньшу и поспешил к выходу.

Позже я рассказал Ациньшу эту историю. Он покачал головой. «Возможно, им повезло, а возможно и нет, - произнес он. – Обычно любого, кто пытается сбежать, пристреливают, а тело сваливают за воротами – чтобы мы его видели, пока тело не сгниет. Даже если их не пристрелили, отныне этим ребятам будет невесело, и для них было бы лучше, если бы они были мертвы. Об этом тяжело говорить».

По мнению Ациньша, я очень хорошо справлялся со своими инъекциями, и он спросил меня, не пугает ли меня вид крови. Я ответил, что, наверное, нет. Тогда Ациньш предложил мне поучиться ассистировать ему во время операции – хирургия была его настоящим призванием. Первым нашим пациентом был человек из шахты, которого принесли в госпиталь с рваной раной на голове. На него упало несколько кусков породы. Я увидел много крови, лоскутки болтающейся кожи – сам череп был немного деформирован от удара. Эта картина, как я обнаружил, не заставила меня испытывать тошноту, но я был сильно возбужден и нервничал, хотя и пытался этого не показать. Ациньш вручил мне острое лезвие и попросил выбрить голову вокруг раны, пока он будет собирать инструменты и готовить перевязочные материалы. Мои руки немного дрожали. Ранее я никогда не пользовался опасной бритвой, но признаться в этом не захотел. Тот человек находился в сознании, но пребывал в состоянии некоторого ошеломления от удара и был сильно испуган. Это нас объединяло. Его посадили на стул рядом с операционным столом, лицом к спинке, на которой он полулежал. Я поднес лезвие, и оно задело кусочек оторванной кожи, порезав ее. Не думаю, что он что-либо почувствовал – от удара вся эта часть должна была онеметь – но он ощутил мою неуверенность и произнес очень громким, командным голосом: «Если не знаешь, как это делать, не делай!» Я взглянул в сторону Ациньша, прося глазами помощи. Он быстро перехватил у меня лезвие, и затем я наблюдал, как Ациньш в течение каких-то тридцати секунд аккуратно и чисто выбрил голову мужчины вокруг раны. Потом он взял щипцы и очистил рану, приподнял несколько кусочков плоти, наложил повязку и отослал пациента в постель. Заняло это все какие-то мгновения. К этому времени я уже начал немного подумывать о себе как о подающем надежды враче, но удивительное мастерство и уверенность в руках моего друга сбили с меня немного спеси. Я понимал, что мне предстоит долгий путь для того, чтобы достичь такой степени мастерства – при условии наличия соответствующего таланта, которого у меня могло и не быть. Но в то же самое время я испытывал радость от обучения, а также от дружеского общения с одним из самых замечательных людей, встреченных мною в жизни.