В бараке воцарилась мертвая тишина. Все те по-дружески настроенные люди, что спрашивали меня про новости, словно испарились. Я чувствовал себя абсолютно одиноким среди этой дикой толпы. Тот парень встал с пола, потирая свой подбородок. На губе у него была кровь. Он выбросил вперед руки и отодвинул двух других назад. «Я его возьму» - коротко бросил он своим напарникам, глядя на меня глазами убийцы. Потом он сделал шаг ко мне. Я еще сильнее вцепился в свою подпорку. Я дрожал, но решил, что, по крайней мере, смогу нырнуть вперед и ударить его головой в живот, а потом ударить в пах одного из остальных, перед тем, как он до меня доберется. Я чувствовал сильный страх и ярость одновременно, и был готов броситься на них, как бы слаб я не был.
Но этого так и не случилось. Громкий окрик, послышавшийся из конца барака, оттуда, где свет от окна не давал мне ничего увидеть, заставил шоблу-еблу замереть на месте – они остановились, как вкопанные.
- Назад! - сказал голос, очень четко, полный властности. - Все, отставить. Этот человек – духарик!
Слово «дух» в этом контексте означало примерно то же, что по-английски выражается словом «guts» - т.е. у этого человека есть «дух».
- Приведите его ко мне», - сказал голос немного тише.
Я щурился и закрывал глаза от света окна, пытаясь разглядеть, кто же это был. Все головы в бараке глядели либо на меня, либо на того невидимого, что говорил из конца барака.
Шобла-ебла выглядели испуганно. Один из них произнес, почти в почтительном тоне: «Пахан зовет тебя. Лучше пойти к нему», - и затем он повел меня в конец барака.
Пахан – жаргонное слово, обозначающее «главарь». По своему статусу и авторитету этот человек равен королю. В мафии он был бы кем-то вроде крестного отца, но я не хочу употреблять здесь это слово, потому что крестный отец есть и в лагере, но там это обозначает совсем другое. К тому же пахан может находиться в любом месте, и он не связан с какой-то определенной семьей. Это человек, которого чтят в криминальном сообществе за его навыки, опыт и авторитет. Встретить такого особого человека, принадлежащего к высшему классу урок – достаточно большая редкость.
Когда я приблизился довольно близко, чтобы меня больше не слепил свет от окна, я смог, наконец, разглядеть этого человека, сидящего на нижней полке в самом конце барака. Всем своим видом он производил сильное впечатление. Ростом он был значительно выше метра восьмидесяти, у него были широкие плечи и сильные темные руки. Сидел он на своем месте скрестив ноги, обутые в очень высокие ботинки из хорошей мягкой черной кожи, в которые были заправлены синие штаны. Весь его костюм был ярко синего цвета и сделан из хорошей ткани. На пахане красовалась розовая рубашка и яркий галстук в полоску, а из кармана пиджака выглядывал белый платок. Но то, что более всего поразило меня – это большой отполированный охотничий нож в его руке, с рукояткой из разноцветных ламинированных пластиковых колец. При этом я только что прошел через самую тщательную процедуру обыска и знал, что все настолько безобидное, как чайная ложка, будет конфисковано – на случай, если вам придет в голову сделать из нее оружие. В абсолютно классической манере крутого парня из кинокартины, он восседал на своем месте, отрезая ломтики копченого мяса от большого куска и забрасывая их себе в рот. И это не все – у него также был белый хлеб, которого я не видел с 13 декабря 1948 года, почти восемнадцать месяцев с того дня. Пахан оглядывал меня с улыбкой удивления на лице, но это было очень доброжелательное удивление.
«Сюда, садись», - произнес он. Тут же рядом с ним освободили место. Я достал из своего узла свой пиджак, и, используя его вместо подушки, сел на него. Пахан рассматривал меня, а я – людей, бывших с ним рядом. По правую руку от него сидел низкорослый светловолосый парень. Время от времени к нему подходили люди и шептали ему что-то на ухо, а он либо тоже отвечал им шепотом, либо кивал, а иногда отрицательно мотал головой, и проситель уходил. Выглядело это так, словно он был главным визирем пахана - в результате так и оказалось.
Пахан отрезал кусок копченой сосиски, положил ее на ломоть белого хлеба и протянул мне. Я разом проглотил все это. Такой хорошей пищи я не ел с моего последнего завтрака в американском посольстве.
У моего благотворителя немного расширились глаза от скорости, с которой исчез его дар. Он отрезал другой кусок мяса, сделал бутерброд и предложил мне. В то время как он исчезал у меня внутри, пахан махнул рукой, и появилась кружка воды, которую он протянул мне после того, как я начисто вылизал свои пальцы. Он подождал, пока я выпью воду, а потом просто сказал: «Ну?»
- Я американский гражданин, - начал я. Был похищен органами. Только что из Сухановки. Мне дали двадцать пять лет, и, думаю, везут в Джезказган. Мое имя Александр Долган.
- Тогда я буду звать тебя Саша Американец, ладно? Это, - он показал на визиря, - Сашка Козырь. Он мой представитель. Меня зовут Валентин Интеллигент. Ты можешь звать меня Валька.
- Спасибо за еду, - ответил я. – Не понимаю, правда, откуда у вас все это… и нож? Что тут происходит?
Я пребывал в совершенном изумлении. Валентин Интеллигент только рассмеялся.
- Я тебе объясню это в свое время, - ответил он очень доброжелательно, и в то же время в его ответе явственно звучало, что это он здесь главный и ему решать, в какой последовательности все должно происходить.
- Послушай, - продолжил он. - Если ты – американец, то, наверное, смотрел много фильмов, да?
Я кивнул.
- И ты разговариваешь как образованный человек, как я, так? Читал много книг? Много романов?
Я снова кивнул.
- Хорошо. Я думаю, что у нас с тобой могут получиться хорошие деловые отношения.
В ответ на мое недоумение пахан широко улыбнулся. Затем его настроение изменилось. Он серьезно и сосредоточенно смотрел мне прямо в лицо, и лишь только тень от улыбки играла в уголках его темных глаз. Лицо его было очень красивым – оно было чисто выбрито, а темные волосы тщательно зачесаны назад. «Он бреется тем самым ножом», - подумал я. Нож выглядел для этого достаточно острым.
- А теперь слушай, - сказал пахан серьезно. – Ты можешь тиснуть роман?
- Что значит тиснуть?» - спросил я.
- Понимаешь, - ответил Валентин, - «тиснуть» по-нашему означает «рассказать». Ты можешь рассказывать нам повести, всякие истории, из кино, например? У нас тут нет рассказчика, а нам нужны всякие истории. Жизнь пуста без хорошего рассказа, который помогает тебе протянуть этот день. Ты сможешь это делать?
- Конечно, - ответил я с готовностью, - последние полтора года я рассказывал себе все кинофильмы и романы, которые только помнил. У меня это отлично получается.
- Превосходно! – воскликнул Валентин. – Я скажу браткам, чтобы собирались вокруг, и мы начнем.
- Валька, подожди минутку, - я прервал его. – Я только что с этапа. У меня нет сил. Долгое время я голодал, и от еды, что ты мне дал, очень хочется спать. Голова моя в тумане. Я почти не спал двое суток в поезде. У меня получится намного лучше тиснуть роман, если вначале я хорошо высплюсь.
Во взгляде Вальки на мгновение появилось разочарование. Потом он вдумчиво кивнул и произнес:
- Конечно. Мне нужно лучшее от тебя. Спи, а когда будешь готов, я тебя еще покормлю, и потом начнем.
Он заставил освободить мне место на верхней полке сбоку от окна, чтобы я мог дышать свежим воздухом – но не перед самим окном, где мне было бы неудобно из-за сквозняка и яркого света. Во взглядах урок, уступающих свое место для меня, читалась дикая ненависть, но они бы ни за что не осмелились показать этого пахану. Все они и вправду представляли собой шайку коварных головорезов, но Валентин Интеллигент выступал среди них словно бриллиант. В отличие от них, он был цивилизованным и образованным преступником. Остальное его окружение состояло из безграмотных недолюдей. Однако все они проявляли абсолютное уважение к своему величественному пахану. Валентин раздобыл несколько пальто и других вещей, из которых помог устроить мне лежанку, где я смог вытянуться. Вдобавок он дал мне хорошую мягкую подушку, сделанную из небольшой авоськи, набитой тряпьем. Сам он забрался на полку ниже, и, встав на нее, наклонил ко мне свою голову.
- Саша, ты выглядишь ужасно, - произнес он. – Мне не стоило и думать о том, чтобы заставить тебя работать прямо сейчас. Спи сколько хочешь. Никто не сделает тебе ничего плохого, потому что я присматриваю за тобой.
Я пребывал в молчаливом изумлении. Ничего выговорить я не мог – в горле у меня стоял ком. Я ощущал благодарность и некоторую неловкость, встретив такую доброту в таком жестоком месте. Валентин Интеллигент развернулся, поднял руку и, обратившись к Сашке Козырю, тихо сказал ему:
- Хочу тишины.
Сашка Козырь вскочил на верхнюю полку и пронзительно свистнул в свои два пальца. Болтовня в бараке быстро умолкла. Визирь крикнул:
- Пахан говорит!
Валентин Интеллигент оглядел барак, убедившись, что все слушали. Никто не проронил ни звука.
- Хорошо, - сказал он после небольшой паузы. – Так и должно быть, пока я не скажу иначе.
Он указал на меня.
- Я хочу тишины в бараке, потому что Человек спит!
Он использовал слово «человек», и произнес он это слово с большой буквы – Человек, Личность. «Человек спит!» Я чувствовал себя польщенным этим комплиментом. Сквозь полузакрытые глаза я оглядел барак. Заключенные сбились в небольшие кучки, шепотом разговаривая друг с другом. Перед тем, как отключиться, мне удалось узнать кое-что об источнике процветания моего покровителя. В углу барака двое его крепостных-урок вели шепотом оживленную беседу с тремя вновь прибывшими эстонцами. Судя по всему, разговор был довольно увлекательный. Трое новоприбывших были, определенно, политическими и новенькими, «с воли». Рядом с ними на полу лежали характерные прибалтийские сумки, судя по всему, полные вещей. Того, что произошло далее, они даже не заметили. Третий бандит беззвучно сел на полку позади эстонцев. Он снял свой ботинок. Из некоторого неведомого скрытного места он извлек тонкий кусок отломанного бритвенного лезвия. Позже я узнал, что это называется «мойка», и что это обычное оружие среди профессиональных преступников, которое они почти всегда могли спрятать так, чтобы его не нашли при любом обыске. Как оказалось, Валентин Интеллигент брился именно ей. Я наблюдал, как третий шобла-ебла ловко схватил мойку двумя грязными пальцами своей ноги, а потом вытянул ногу и беззвучно распорол эстонский мешок сверху донизу. Я с восторгом наблюдал, как наблюдают за действиями акробата, жонглера или фокусника, как потом он также беззвучно вытащил оттуда своей проворной ногой несколько сосисок, буханку хлеба, несколько носовых платков и несколько бумажных пакетов, содержащих, по всей видимости, чай, - т.е. вытащил из мешка все его содержимое.
Другие политические робко смотрели на это, не делая никаких попыток вмешаться. Если бы они это сделали, то их бы избили. «Что ж, просто бизнес, как обычно», - подумал я про себя. Потом мои глаза закрылись, и я погрузился в спокойный и определенно счастливый сон.
Свободное копирование
