21. «За нами должок»…
25 ноября 1955-го исполнилось 60 лет со дня рождения Маркиша. Я с детьми и несколько ближайших знакомых сидели за столом в нашей комнате на улице Горького. Симон, наш старший, поднял бокал вина:
— Я не знаю, пью я за здоровье отца — или за его память…
27 ноября меня вызвали в Военную коллегию Верховного суда. В приемной я встретилась с женами — или вдовами? — Бергельсона, Квитко, Гофштейна, Лозовского, Шемилиовича. Там же была старая, сгорбленная Лина Штерн — единственная в ту пору в СССР женщина-академик.
Меня принял генерал Борисоглебский. Стены голого и холодного, как прозекторская, кабинета украшали портреты в аляповатых казенных рамах: Ленин, Сталин.
— Вы, наверно, догадываетесь, зачем я пригласил вас… — сказал генерал.
— Нет, — сказала я, — я пришла выслушать вас.
— Могу сообщить вам, — сказал генерал, — что ваш муж реабилитирован.
— Где он?
— Ваш муж расстрелян врагами народа, — сказал генерал привычную для него фразу и придвинул ко мне стакан воды.
— Дайте мне дело, — сказала я. — Я хочу прочитать его дело.
— Ну, вы ведь не юрист! — развел руками генерал. — Вы не сумеете разобраться в деле!
— Я хочу видеть дело моего мужа, — повторила я.
— Это невозможно, — сказал генерал.
— Когда он погиб?
— Где-то в августе пятьдесят второго, — на миг задумался генерал.
— Я хочу знать точную дату.
— Но зачем вам это? — спросил генерал с некоторой досадой в голосе.
— Это нужно мне и моим детям. Где его могила?
— У него нет могилы.
— Я хочу знать точную дату гибели моего мужа, — настойчиво повторила я.
Тогда генерал позвонил по телефону и на его звонок явился офицер, неся тоненькую папку, на которой было написано — «Маркиш, Перец Давидович».
— Двенадцатого августа 1952 года, — сказал генерал, заглянув в папку. — Может быть, у вас есть какие-нибудь просьбы, пожелания?
— Ускорьте пересмотр дела моего брата, Лазебникова Александра Ефимовича, — сказала я. — Он ни в чем невиновен, его реабилитация — только вопрос времени.
Через три дня мой брат был реабилитирован.
Я не знаю, кто судил Маркиша и его товарищей.
Я не знаю, кто еще сидел в зале суда по ту сторону «скамьи подсудимых».
Я не знаю, откуда известно людям о том, что говорил Маркиш в своем последнем слове.
По требованию прокурора все подсудимые были приговорены к 25 годам заключения. Приговор, однако, показался кому-то «наверху» — скорее всего, Сталину — недостаточно суровым, и приговор был пересмотрен Военной коллегией Верховного суда. 18 июля эта инстанция приговорила обвиняемых по процессу Еврейского Антифашистского Комитета к расстрелу. Одна Лина Штерн получила 5 лет.
По сей день многие соучастники этого преступления на свободе.
Свободное копирование
