Илья Эренбург - 5

Нам, наконец-то, разрешили занять в нашей бывшей квартире одну комнату — ту самую, в которую не успел въехать дальновидный прокурор. Врач с дочкой встретили наше водворение спокойно, зато коренастый физкультурник ярился вовсю: он, возможно, таил надежду захватить со временем незаселенную прокурорскую комнату.

Как я уже говорила, физкультурник жил в бывшей нашей столовой вместе с женой, дочерью и матерью жены, сухой старушкой. Старушке, всю жизнь проведшей в коммунальной квартире, в ее склоках и скандалах, было скучно. Время от времени она выливала на пол общей кухни свое подсолнечное масло или сыпала песок и землю в собственные кастрюли — а потом обвиняла в этих действиях Давида. Деятельный физкультурник и его жена подключались к скандалу, грозившему перерасти в рукопашную.

Старушку было даже немного жалко. Остаток жизни ей, как видно, предстоял незатяжной, и ей решительно нечем было его заполнить. Ни дочь, ни физкультурник за все время, прожитое нами вместе, ни разу не обращались к ней с какими-либо словами. Физкультурника старуха боялась как огня и тихо ненавидела. Четыре раза в неделю старуха выходила вечером на кухню и сидела там до поздней ночи, подпирая голову сухим кулачком и клюя носом, — пока неутомимый физкультурник удовлетворял свои сексуальные запросы. Старухину внучку из комнату в эти часы не выдворяли — она спала, ей было не более восьми лет. Старуха же, торча в кухне, вздыхала тоскливо и обреченно.

Эта семейка прожила с нами недолго, но крови попортила нам много. Наконец, по решению суда, они выехали, и наша столовая снова вернулась к нам. Врач же с дочерью остались жить в нашей квартире: эта семья выселению не подлежала. Они так и остались там после нашего отъезда из CCCР. Наша борьба за выезд, несомненно, доставила им немало беспокойства: их, коммунистов, наверняка таскали в КГБ, расспрашивали о нас и наших знакомых.