Дела личные и общественные

Д е л а   л и ч н ы е   и   о б щ е с т в е н н ы е

 Сейчас уже нет, но раньше так сходилось, что мне не нравились жены моих друзей. И мужья моих подруг. Неудачный выбор или ревность такая. Исключаются случаи, когда потом они переженились, но я обоих знал заранее.

 Этого достаточно, чтобы я не стал говорить о первой жене Меськова – Нине, той самой – дочери генерала. У них двое детей. Старшему Виталику уже под сорок лет и, говорят, большой он теперь, далеко за сто килограмм, но я его помню пацаном, как, например, мы своих старших детей на сталкивающихся машинках катали, разбрасывали другие машины, чтобы нашим дорогу расчистить. Оба наши парня до сих пор это помнят.

 А потом Меськов женился на Наденьке. Расчудесной девушке балетных кондиций. Мы с Валерием Сергеевичем рядом, наверное смешно смотримся, будто мы в разных масштабах сделаны. Но не менее смешно смотреть на мою Люсю рядом с Наденькой. Люся, в общем, до сих пор маленькая и худенькая, но, когда они рядом, выглядит как небольшого роста, но здоровенная такая бабенция, толстоватая даже. Плечи, как у гимнастки, так ведь она и была гимнасткой, задница.

 У Наденьки лицо исключительного спокойствия, умудренности и умиротворенности. Как раз то, что я люблю. Говорит редко, плавно и по делу. Вставляет уместные ремарки в общую беседу. Тоже, конечно, философиня. Сама Меськова присмотрела, выбрала и женила на себе. Несколько удивительно, но она и меня любит, в том смысле, что явно выделяет. Если видит, начинает орать:

 - Валерк, Валерк, беги скорее, это Родос звонит.

 Может ей Меськов что-нибудь интригующее обо мне сообщил, чего я и сам о себе не знаю, в любом случае очень приятно.

 У них тоже двое детей. Настеньку я, если можно так выразиться, помню, когда ее еще не было, Надю помню ею беременной. Потом появилась волшебная девочка с огромными глазами, и родители сразу устремили ее в балет. К пятнадцати годам она получила все высшие награды на всех конкурсах молодых талантов.

 Когда я рассказывал о своем друге Меськове, у меня спрашивали, а Настенька Меськова не его ли дочь? Я о ней, видимо, еще много напишу, но позже.

 Еще Надя родила мальчика, которого назвали, как положено, в честь деда Сережей. Он рос бутузом, и сторонница стройных фигур Надя очень переживала. Как-то мы приехали, и Валерка приготовил для дорогих гостей праздничный плов по особому рецепту. Надя похваливает Настеньку, поругивает Сережу, боится, что он вырастет и станет огромным, как его сводный брат Виталий.

 - Вон какой здоровенный толстяк вырос, а не говорит еще.

 А пацан жадными глазами смотрит на уставленный едой стол. Надя отвернулась.

 - Сережк! Хочешь плов?

 Интенсивно машет головой.

 - Нет, так не пойдет. Скажи: «Дай плов».

 - Пов!

 - Полностью: «Дай плов»

 Ребенок опасливо косится на маму и заговорщицки говорит:

 - Дай пов!

 Набивает полный рот, глотает не жуя. Вторую жменю.

 - Надьк. Что же ты говоришь, что он не разговаривает? Еще как говорит.

 - Ты ж ему, небось, еды дал?

 - Ну да, плова дал пацану.

 - Ха, так за еду он, конечно, будет разговаривать.

 - Так ты его вообще кормить перестань, он не только говорить, он и двигаться не будет.

Вырос Сергей большим, стройным и умным.

 А параллельно еще более быстрыми темпами Валерий Сергеевич делал карьеру. Защитил одну диссертацию, и уже тогда его поставили ответственным секретарем приемных комиссий гуманитарных факультетов МГУ. На поклон к нему ходили не только мелкие сошки – ответственные секретари факультетов, но и доктора, и куда более солидные дядьки, кто хотел своих детей пристроить или имел для того большие деньги.

 - Пиджак – ни в коем случае! – учил меня Меськов. – Ни в какую погоду. Только в здание входишь, догоняют в коридоре и в карман суют толстыми пачками. За руки держат, вроде благодарят сердечно, а сзади в карман. Мадам лезет целоваться-благодарить, а сама сует пачку в карман.

 - Ну так чего ты отбиваешься, мешок на плечо прицепи.

 Это так Саша Н. жаловался:

 - Все говорят, что взяточничество, мздоимство кругом. Одни дают, другие берут. Я бы с удовольствием взял. Так не дает никто.

 Теперь уже и в социальном положении между нами был виден и быстро возрастал разрыв, но сами отношения становились только теснее и теплее.

 Каждый раз, когда я прилетал в Москву я и заходил к ним, и ел специально для меня приготовленную еду, и ночевал у них. Правда, это не довод. У кого я только не ночевал.

 Как-то только прилетел, тут же организовали стол на квартире у Бочарова. Славина жена Таня, тоже, конечно, с философского, была девушка добрая, инициативная, но несколько взбалмошная. Чтобы показаться в доску своей, чрезмерно материлась. В этой компании еще иногда только моя Люся, а других девушек не бывало. Мы, особенно лично я, в этом отношении просто одесские биндюжники, смущались и краснели.

 Эта Таня где-то читала про атеизм. И как-то со свойственной ей безалаберностью, что-то критическое сказала о Евангелии и плюс:

 - На свете есть всего четверо ученых, которые могут отличить Евангелие от Марка от Евангелия от Матфея.

 Тут я аж подскочил.

 - Танечка, побойся Бога, что ты за глупости говоришь. При чем тут четверо ученых. На свете, побоюсь сказать миллионы, но, безусловно, сотни и сотни тысяч людей, практически все протестанты, знают Евангелие, включая Апокалипсис, наизусть. Назови им любую строчку, и они скажут, кто сказал, в какой части и строчку не так как ты, а правильно произнесут.

 Я в лагере таких несколько знал, а по жизни еще больше.

 Однако я не о Тане.

 На сей раз за столом был чужой, иностранец, молодой чех. Логик, как всегда, с неплохим русским. Я, по правде сказать, стыдно сознаться, тогда иностранцев, даже и чехов, несколько побаивался – повод в лагерь загудеть. Короче, сторонился. Однако уже после получаса смотрю, этот чех настойчиво ближе ко мне пересаживается.

 У меня в руках штурвал.

 Капустник на одного человека, всем про всех рассказываю, анекдоты, как из рога изобилия. Или оттуда только деньги?

 Подсел чех вплотную ко мне и говорит:

 - Я тут месяц в Москве и вот час в компании с тобой. За этот час я узнал больше.

 Эх, какое было время молодое! Я в бурке, на буланом коне, с шашкой в руках.

 Потом мы с этим чехом домой вместе шли, или ехали. И в первый раз в жизни я говорил с кем-нибудь о национальной психологии. И с тех пор полюбил эту науку и немножко жалею, что я не там. Боюсь переврать то, что он мне говорил, но вкратце это звучало (может быть приблизительно) так:

 - У каждого народа складывается свой стереотип. Кого они любят, кого ненавидят.

 Чехи ненавидят немцев (прошу у всех прощения, если что-то попутал). Исторически, с кем бы Германия ни воевала, а она почти непрерывно воюет, первое – это она ногами, сапогами, танками проходит чешскую землю. С кем бы ни война, а первыми и до конца войны страдают чехи.

 А зато любимый народ у чехов – поляки (не прошу прощения, даже, если ошибся).

 Совсем не так у словаков. Те ненавидят венгров. Вот кто их всю жизнь воюет, бабам животы взрезает. А любят они большого брата – русских.

 - А русские, - высказываю я свое мнение, - больше других любят французов. Так, в фантазии. Якобы французы – веселые, любвеобильные люди. И немцев, хотя с немцами чаще всех и кровопролитней всех воюют.

 А ненавидят русские евреев и цыган. Чтобы сомнений не возникло – я не цыган. Я – еврей.

 - А знаешь? У нас тоже цыган не любят. Чужие, лишь бы украсть, враги мелкие.

 А евреи! О евреи! Я так скажу: каждый чех радуется и гордится, если его ребенок дружит с ребенком евреев. Это значит, ничего плохого, никакой опасности, можешь отпустить, чтобы он домой к нему пошел на целый день. У евреев дома пианино, и все немножко умеют играть, или скрипка, культурные игры, много книг. Ребенок с детьми евреев – никогда не плохо, никогда не пожалеет.

 Как это забыть? В первый (но, к счастью, далеко не в последний) раз нееврей о евреях говорил хорошо, почти с восторгом.

 Потом Меськов защитил докторскую и стал ответственным секретарем приемной комиссии всего МГУ. Председателем комиссии был какой-то академик, может быть сам ректор МГУ, но ясно, он этим делом не занимался. Все вершил Валерий Сергеевич.

 Но, как мелочь, добавлю, это значит, что в это время Меськов был близко за руку знаком со многими академиками из МГУ из самых активных и видных.

 - Меськов! Ты что, кого угодно, куда угодно можешь поступить?

 - Кого угодно, куда угодно.

 Кабинет у него – комнаты декана и замдекана философского факультета вместе с секретарской между ними можно было разместить вот тут за дверью в левом углу.

 И еще приемная секретарская с шестью-семью милыми девчушками на все нужды – еще вдвое больше.

 Он меня к себе влечет и через плечо приказывает всем вместе, не называя имен:

 - Девочки, это мой лучший друг, Валерий Борисович. Приготовьте-ка нам кофе по-министерски, чтобы нам не стыдно было.

 Через пять минут внесли.

 Мне понравилось, как он дело ведет. Несколько грубовато, но определенно, не ждет, не откладывает, не отписывается, не отгораживается, не перестраховывается, ни у кого советов не просит. Сам принимает решения. В меня пошел.

 - Я сейчас сделаю то-то, позвоню туда-то, подпишу вот эти две бумажки. А ты иди туда, после того сюда, принеси мне то и это, как принесешь, дело будет сделано.

 Он вышел куда-то с двумя папками бумаг:

 - Я Валерия Сергеевича как человека уже пятнадцать лет и хорошо знаю, не скажешь ли мне, как он как начальник? Можешь не сомневаться, ему не донесу.

 - Не сомневаюсь, не донесете.

 Несколько замедлилась она, на мгновенье только призадумалась:

 - Предыдущий мой начальник частенько забывал, что он просил меня что-то сделать, и ругал, журил, делал замечание, что я это сделала. Или забывал, что он мне этого не говорил, не поручал, и изумлялся, что как это так, до сих пор еще не готово.

 Валерий Сергеевич всегда помнит, что он сказал, а чего не говорил, если ругает, то за дело, с ним легко работать.

 Ответственный! Обязательный! Справедливый!

 Ну что ж, в простых словах высокая похвала.

 Потом он пошел еще выше, я – друг, не биограф, не все ступени его карьеры знаю. Ушел с позиции профессора кафедры. А тут как раз все министерства, так или иначе ведающие образованием, слили в одно. Просвещения, высшего и среднего образования и, может, там еще какое-нибудь было, специальное.

 Важно то, что Меськов Валерий Сергеевич стал как раз заместителем министра этого объединенного министерства.

 Откройте Яндекс, там первая информация именно об этом.

 А еще через пару лет он пробил создание в Москве НИИ проблем мирового образования при ООН или ЮНЕСКО и стал его зам директора. С зарплатой в два раза выше, чем у зам министра, и в двадцать раз больше, чем у его коллег и друзей.

 Вот. Пока там.

 Сам у себя строчки сладкие вынимаю, это надо было куда позже сказать, не могу удержаться.

 Приглашаю я его к себе с Наденькой пожить у нас.

 - У вас будет полный этаж со всеми удобствами, получше, чем в любой гостинице, тем более что еще и с едой домашней и экскурсиями по красотам. Только, Меськов, планируй так, чтобы у нас не более недели, десяти дней, а то с моим сварливым, сволочным характером еще поругаемся, поссоримся, а я этого совсем не хочу.

 А на том конце провода слышу неожиданно грустное:

 - Валерий Борисович, ты вспомни, мы с тобой ни разу ни по какому поводу не ссорились.

 О- о- о-о! Как дорого стоят такие слова.