У бауэра - 7

Хозяин мой Эрнст Куглер сдал меня, взамен взял другого, доплатил и уехал, ни слова не проронив в мой адрес. Я остался стоять с узлом около других и стал ждать, когда меня кто-то купит. Спасибо хозяйке, она успела меня перевязать и сунула незаметно кусок хлеба в карман. Я съел этот кусок, развязал узел и обрадовался. Там были вещи поношенные, но ещё годные, можно и в воскресенье одеть: костюм - пиджак и брюки, ботинки, носки, рубашка и галстук. Я мысленно поблагодарил её, хоть она частично оплатила мой труд. Когда хозяин уехал, я немного погодя отошёл в сторону. Сбросил с себя рабочую одежду, переоделся, а в узел завязал то, что сбросил. Теперь я стал похож на простого прилично одетого парня. Стоял я до поздней ночи, никто меня не купил. Ночевать пустили в помещение, но кушать не давали. Спал я на полу на старой одежде, укрывшись плащём. На другой день я снова стоял на дворе с узлом, но покупатели на меня не обращали внимания. Хотелось сильно кушать. Но что делать? И вот какой-то невзрачный немец лет сорока, приехавший тоже на лошади, запряженной в коляску, посмотрел на меня и спросил:

- Kennst du Deutsch? (знаешь ли ты по немецки).

- Да, но немного,- ответил я.

Он пошел, купил меня, забрал мой паспорт и подошёл ко мне.

-Садись, поедем ко мне.

Когда мы выехали из города, но уже в другую сторону – на север, а прежнее село было от города на запад, он спросил:

- Bist du hunger? (хочешь ты есть).

Я утвердительно кивнул головой. Он развязал свой узелок, достал большой кусок белого хлеба и небольшой кусок ветчины и подал мне.

- Ешь.

Такого отношения со стороны немца- хозяина я никак не ожидал. Я с удовольствием ехал и уплетал за обе щёки. Он всё видел. Видел и бинты на голове, шее, на руке, но его это видно не тревожило, и он об этом не спрашивал. Я тоже молчал и ел, думая, что в Германии не все немцы одинаковые . Дорогой он спросил, где я работал, у кого. Я сказал:

- В селе Ваккерсофен у Эрнста Куглера.

- А меня звать Конрад Бригель, я из села Буххаим.

 Буххаим располагался от Месскирха на север километров пятнадцать. Когда я съел всё кушанье, он посмотрел на меня и сказал, что я худой, но это дело поправимо. Будешь хорошо есть и работать, поправишься. Мы проезжали по асфальтированной дороге через пару сёл ( два или три – забыл). Все села на один манер. Дома островерхие, крытые красной черепицей, улицы вымощены камнем, кругом чистота и порядок и в лесу тоже чистота. Когда выехали из леса, появилось село. Справа на возвышенности Кирха (церковь), за ней по правую и левую руку расположено село Буххаим. Прямая дорога идёт по центру села. Приблизительно по середине села дом моего нового хозяина Конрада Бригеля.

 Фото села Буххайм. Дом хозяина в центре села.

 Въехали во двор, никаких ворот нет, и нет даже забора. Хозяин распряг лошадь, отвёл в стайню и позвал меня в дом. На крыльце нас встретила молодая брюнетка, красивая девушка. Хозяин познакомил:

- Это моя племянница, она мне помогает по- хозяйству.

Я назвался:

- Ханс.,- и мы прошли в дом.

В гостиной в специальном стуле сидела солидная красивая женщина, приблизительно таких же лет, как и хозяин. Он сказал:

- Вот, это моя жена, Мария, она больная. Мария, посмотрев на меня, приятно улыбнулась и спросила. Как меня звать. Я ответил. Затем стала расспрашивать почему я перевязанный, где работал, у кого, откуда прибыл, национальность, профессия. Я всё объяснил и видел, что она поняла меня. Хозяин сидел и всё слушал, потом что-то быстро сказал жене и вышел из комнаты. Я не понял, что он ей сказал. Хозяйка велела мне позвать девушку – прислугу, что я быстро исполнил. Она приказала ей согреть воду, чтобы я помылся. Спросила меня, есть ли у меня сменное нижнее бельё. Я ответил, что нет. Тогда она велела принести всё, что нужно из своих запасов. Девушка всё выполнила. Мылся я на кухне у горячей печки-плиты. Переоделся в чистое бельё и подаренный костюм, зашел к хозяйке. Она велела прислуге перевязать мои раны, а хозяйка всё ей подсказывала:

- Осторожней, чтобы кровь не пошла. Смажь раны вон той мазью.

Когда же перевязка была окончена, хозяйка велела прислуге накормить меня. Та принесла суп, салат, масло сливочное и буханку белого хлеба. На буханку положила нож.

- Теперь можешь идти,- сказала хозяйка прислуге,- но через полчаса приди.

Прислуга ушла. А я сижу у стола, смотрю на кушанье, и слюнки текут. Хозяйка спросила меня:

- Почему я не кушаю?

Я ответил:

- Когда все соберутся за стол, тогда, наверное, и будем кушать.

Она посмотрела на меня, улыбнулась и сказала:

- Мы уже кушали, а ты сейчас должен покушать.

А я не начинаю есть, так как хлеб не нарезан, и сижу. Она смотрит на меня и опять спрашивает:

- Почему ты не начинаешь кушать?

Я ответил, что хлеб не нарезан, у того хозяина я не имел права сам резать хлеб. Она засмеялась и говорит:

- А у нас не так. Бери сам режь сколько надо и кушай.

Наконец, я отрезал ломтик, поел с супом, потом отрезал второй, и доел суп и салат. На столе стоял кувшин с муштом. Я налил бокал, выпил и поблагодарил хозяйку, сказав ей, что я первый раз здесь в Германии так хорошо наелся. Она улыбнулась и сказала:

- У нас ты всегда будешь есть досыта. – Затем опять стала задавать вопросы, пока не пришла прислуга. Хозяйка велела ей показать комнату, где я должен спать. А мне сказала:

- Сегодня и завтра отдыхай, а там посмотрим. Иди, Ханс.

Моя комната была тут же через коридор, напротив гостиной. Комната маленькая, в ней стояла деревянная кровать тоже застеленная, но без перин. Также стол, два стула и шкаф - гардероб. Было одно окно. Я первый раз так сытно поел и заснул, как мёртвый. Вечером меня вызывали кушать, я сказал, что кушать не хочу, а хочу спать. И они меня больше не трогали.