В крепостной деревне - 2

 Из Чернигова мы отправились в местечко Седнев, находящееся от города в 25 верстах, к старым друзьям Ипполита Ивановича -- Лизогубам. Семейство состояло из двух братьев и сестры: Ильи Ивановича, женатого на Елизавете Ивановне, рожденной графине Гудович {Дочери фельдмаршала графа Гудовича.}; Андрея Ивановича, женатого на Надежде Дмитриевне {Рожденной Дуниной-Барковской.}, детей их: Ильи -- лет семи, Дмитрия -- лет пяти и незамужней старой девы, сестры Ильи и Андрея Ивановичей -- Федосьи Ивановны.

 Дорога от Чернигова до Седнева песчаная; по сторонам ее видны курганы или, как их называют, могилы, все это меня пленяло, веяло стариной, чем-то родным и грустным. Подъезжая к Седневу, мы перерезали огромную могилу; за ней виднелось множество маленьких могил, близ нее полуразвалившаяся часовенка с большим крестом около и местечко Седнев.

 Проехав переулками, мимо невзрачного досчатого забора, из-за которого виден был сад, мы остановились у крыльца огромного господского дома. Дом Лизогубов был частями каменный, частями деревянный, но просторный; видно было, что надобности семейные удовлетворялись пристройками и надстройками в разное время; он был наполнен картинами и своими несколькими фасадами смотрел в сад. Сад окаймлялся с одной стороны рекою Сновь и был расположен на горе; за рекою раскинулись луга, кое-где поросшие кустами и уходили в даль; за ними с правой стороны виднелась роскошная усадьба соседа Лизогубов, князя Кейкуатова, а с левой -- лес. Крутые обрывы, частями обнаженные, заросли кустарником и деревьями; по ним пролегали верхняя и нижняя дорожки. Обрывы эти отделяли усадьбу Лизогубов от маленькой и чистенькой, расположенной под горою, усадьбы небогатого соседа; за нею по берегу реки виднелись казачьи хаты и блестела освещенная солнцем река, при которой стояли водяные мельницы. С двух других сторон усадьба прилегала к местечку, с базарной площадью, которое тянулось далеко под горою, красиво огибая извилистую реку Сновь. Сад был большой; отлогие дорожки его искусно были расположены зигзагами, спускаясь по горе до самого берега реки. Внизу сада, искусством Ильи Ивановича Лизогуба, была устроена, в каменном здании в горе, самодействующая машина, которая, тяжело дыша, снабжала сад, дом и службы прозрачной ключевой водою. Несколько фонтанов освежали сад, из которых один (что против дома на горе) бил выше Петергофского "Самсона" на три вершка и составлял гордость Ильи Ивановича. Роскошные деревья густыми непроницаемыми массами спускались вдоль горы к реке. От дома садом шла дорожка через высокий вал времен Батыя, заросший густо барвинком и большими старыми шелковичными деревьями, приносящими прекрасные черные и белые ягоды. Дорожка эта вела к небольшому деревянному домику, в котором жил летом А. И. Лизогуб со своим семейством, как на даче, и стена которого была покрыта настоящим виноградом. За этим домиком стояла полуразрушенная каменица {Каменный дом.} времен Хмельницкого; одну из стен ее покрывал виноград; фасадом своим каменица смотрела на реку, а за нею стояла значительных размеров церковь времен казачества; близ нее старенькая деревянная звоница {Колокольня.}, около нее несколько крестов над покойниками, из которых один каменный был особенно интересен своей формой. Под церковью были схоронены предки Лизогубов, и из них один на несколько минут предстал в одежде того времени пред глазами своих потомков, теперешних казаков-гречкосеев, которым понадобилось поднять церковные плиты для ремонта. {Через несколько минут он превратился в прах.}

 Говоря о Седневском саде, нельзя не упомянуть о красавице липе. Старик Илья Иванович, страстный любитель сада, не мог удержаться, чтобы не приобрести от соседа казака грунт {Усадьба.} ради роскошной на нем липы, уплатив казаку за землю, за снос построек, и выстроив ему все на другом более просторном месте. Ствол этой липы имеет 12 аршин в окружности на высоте груди; диаметр распростертых в стороны ветвей имел 23 аршина; окружность, покрывавшаяся ветвями, т.е. черта обведенная вокруг ветвей была в 73 аршина. Во время дождя я укрывался под деревом и был сух: так дерево было густо, сильно и не было на нем ни одной сухой ветки. Длинные его ветви, толщиною с большое дерево, покоились надежных подпорах.

 При въезде к дому Лизогубов с левой стороны дороги стоял домик, обращенный тремя сторонами в сад; роскошные вербы заслоняли его от солнечного зноя. В этом уютном и удобном флигеле жил домашний доктор Л. И. Шраг с женою, дочерью лет пятнадцати и сыном лет шести. Постройка была деревянная, оштукатуренная и белая. К одной стороне домика прилеплена была деревянная, оштукатуренная известью внутри и вымазанная глиной снаружи, малярия или мастерская А. И. Лизогуба, в которой проживал и работал когда-то Тарас Григорьевич Шевченко, но уже в то время страдавший в ссылке далеко, далеко, на азиатской нашей границе, в Орской крепости. Искусство и природа сделали все, чем можно было украсить это прелестное место. Сад был очаровательный, люди очаровательные, и я до сего времени все помню и люблю как родное. Хорошее воспитание наряду с образованием, человечное отношение к прислуге и народу, любовь к музыке и искусствам проглядывали везде в семье Лизогубов, и впоследствии, подружившись с ними, я все более и более убеждался в их высоких качествах.

 Желал я ближе познакомиться с семейной обстановкой Лизогубов и узнал из их рассказов, что они, прожив за границей три года, живут теперь в Седневе безвыездно более тридцати лет. В Дрездене, перед своим отъездом в Россию, они предложили врачу Шрагу, ассистенту знаменитого немецкого доктора, приехать к ним в имение на три года. Условились. Шраг, прожив три года, остался жить еще и еще, женился на соседке малороссиянке и с тех пор живет тут. Лизогубы подарили ему усадьбу, устроили домик, а он развел при нем аптекарский сад.

 Кроме сада, новых здешних типов и прелестных пейзажей, меня увлекли цыгане, стоявшие табором в лесу близ Седнева. Это было не то жалкое посмешище над цыганами, которые хорами распевают на подмостках в Москве и Петербурге, пошло и балаганно одетые, шутовски коверкающиеся с гитарами, пеньем и пляской; и не те цыгане, которые сантиментально, гнуся, мяукают пошлые романсы, приводя в восторг столичных жителей. Нет! Это были цыгане настоящие, народ вольный, не признающий властей, такой религии, какая где требуется, народ полудикий, полураздетый, в рубище, увешанный дорогими монетами и кораллами, которых они не продают. Это было племя без отечества, дорожащее независимостью и чистотой своей крови; их лица дышали энергией; полунагих женщин прикрывали плащи и чалмы, на головах девушек были особые прически с цветами и лентами. Все это -- рубища, шатры, живописно разбросанный по лесу табор, песни дикие и характерные, пляски оживленные и страстные, собаки, звери, голые дети -- приводили меня в восторг. Я ходил к ним, хотя и боялись за меня добрые старики Лизогубы, посылая тайком дворовых меня оберегать.