Белая зала - 2

      До шестой недели великого поста сделки у содержателей театров с актерами все продолжались. Зверев накупил на Ильинке подержанных шляп и лаковых сапог для любовников, заказал полдюжины комических париков, ангажировал двух комиков. Борис Климыч 'нанял' на Коренную ярмарку тамбовского трагика, сманил у Смалькова первого любовника и у Смирнова - комическую старуху, а Смальков перебил у него жидка, лающего по-собачьи. Другие содержатели тоже пополнили и изменили свои труппы. Кирилл Ермаков, с открытием навигации, должен отплыть по Волге в Астрахань; Яковлев 'кончил' в Нижний и, прощаясь с товарищами, восторженно говорил: 'Давно я лелеял мысль сыграть Минина на месте его родины. Там я изучу кремль, Соборную площадь, на которой он говорил с народом, и может, бог поможет. показать Минина как следует. Игрывали! Не знаю! Сам[1] хвалил когда-то, даже говорил: готовься ко мне в преемники!' Медынцев тронулся в Кострому с предположением выступить для первого дебюта в роли Ивана Сусанина в драме 'Костромские леса'. На первых любовников был спрос большой, и приехавшие все почти ангажированы; со вторыми любовниками была заминка. С комиками к концу поста стало тихо. Этим воспользовались Смирнов и Червончик, и они пошли за бесценок: один комик Лилеев-Обносков с своими париками пошел к Червончику за двадцать рублей и одну четверть бенефиса. Остался без приглашения один первый любовник Райский за слишком невыгодные предложения, которые он делал содержателям театров. По изящному костюму - он постоянно ходил во фраке и брюках с лампасами, - по манерам и круто завитым волосам он резко выделялся из массы актеров, посещавших Белую залу. Когда он скрепя сердце обратился с предложением к Борису Климычу, которого он ненавидел и презирал за его грубость и невежество, тот сказал ему: 'Нам попроще надо'. Никакие убеждения, что он играет роль Чацкого не так, как другие играют, - последний монолог:

Не образумлюсь, виноват!

      весь, от начала до конца, как глубоко оскорбленный человек, говорит адским шепотом и, нервно вскрикнув:

Карету мне, карету!

      в дверях падает; что на роль Хлестакова он смотрит совсем не так, как другие, - в его исполнении Хлестаков является изнеженным и избалованным баричем, что он встречает Городничего в голубом шелковом халате, а не в жакетке; показывал адресы, поднесенные ему разными городами с выражением благодарности за доставленные восторги, за высокое художественное наслаждение в течение сезона; показывал серебряный портсигар, полученный от купцов в Ельце; показывал перстень с жемчужиной, на футляре которого вытиснено золотыми буквами: 'Артисту Райскому слеза за пролитые слезы от благодарной публики', - ничего не помогло. Борис Климыч, дуя в блюдечко с чаем, говорил одно: 'Не требуется, напрасно вы только себя беспокоите'.