Autoren

1472
 

Aufzeichnungen

201769
Registrierung Passwort vergessen?
Memuarist » Members » Ivan_Gorbunov » Воспоминания - 16

Воспоминания - 16

10.08.1854
Москва, Московская, Россия

   По субботам часть нашего кружка собиралась у Константина Александровича Булгакова, сына московского почт-директора, внука знаменитого Якова Ивановича Булгакова, екатерининского посла, который был заключен в Константинополе в Семибашенный замок. Константин Александрович был отставной гвардеец. В Петербурге ходили чуть не легенды о его шалостях, на которые тогдашнее начальство, даже сам великий князь Михаил Павлович, смотрели снисходительно. Я не буду о них рассказывать здесь, не буду поминать грехи его юности и неведения. Больной телом (он не мог ходить и передвигался по комнате в кресле на колесах), но бодрый и здоровый духом, отлично образованный, прекрасный рисовальщик, музыкант, без голосу обаятельно передававший суть страстных романсов Глинки, он заставлял любить и жалеть себя. Любить - за необыкновенно доброе сердце, жалеть - за растрату богом данных ему даров. В Петербурге по художественной части он принадлежал к обществу Брюллова, Глинки, Кукольника и Яненко, или, как он выражался, к обществу 'невоздержных'.

      Он жил вместе со своим отцом в почтамте. Стены небольшого кабинета его были сплошь увешаны портретами бывших и настоящих его друзей; небольшое пианино, диван, стол и несколько стульев. Садовский посещал его чуть не каждый день, а Максин иногда пребывал у него от зари и до зари: придет, справится о здоровье и уйдет; потом опять появится, опять уйдет, - и так целый день.

      Субботние посетители назывались 'субботниками'. Для них был заведен альбом, в котором они при поступлении в субботники собственноручно вписывали свои фамилии (у меня один альбом сохранился). Князь Петр Андреевич Вяземский значился в числе субботников. Проездом через Москву он бывал у Булгакова. М. Н. Лонгинов,[1] остроумный Борис Алмазов, Рамазанов и Дюбюк были постоянными субботниками и оставили в альбоме много стихов. Каждый из субботников непременно должен был что-нибудь написать в альбом. Вечера были веселые. Живой, остроумный разговор, музыка, пение и застольные беседы, часто до утра. Нередко Михаил Семеныч Щепкин являлся сюда что-нибудь прочитать.

      Большим утешением для общества служил Максин. Иногда он, среди оживленного разговора, вдруг задавал вопрос, совершенно не вытекающий из темы беседы. Например:

      - Карл Францевич Рулье вчера в кофейной говорил, какой-то Фейербах написал замечательное сочинение, сколько я мог понять, против религий...

      - Ну, а тебе что за дело? - спокойно заметил Булгаков.

      - Странно, как цензура могла пропустить, - важно отвечал Максин.

      - А вас религия, Петр Алексеич, интересует?

      - И очень даже!

      Прерванный разговор продолжался снова.

      Во время музыки или чтения Максин становился в важную позу, делал серьезную мину и являл из себя вид знатока, прерывая иногда чтение замечанием.

      Один раз собралось нас несколько человек у Булгакова в воскресенье утром. В этот день отец его был именинником. Мардарий (слуга Булгакова) докладывает, что у Александра Яковлевича сидит граф Закревский.

      - А мне, черт его возьми! - отвечал Булгаков. - Не ко мне он, старый бз..., приехал.

      Только что он произнес последнюю фразу, в дверях показался граф. Мы все вскочили, Максин прилип к стене, опустил руки по швам, вперил глаза в графа и замер... замер, как замирает воин во фронте, когда раздается команда' 'смирно'.

      Граф, едва заметным движением головы, ответил на наши почтительные поклоны.

      - Здравствуйте, ваше сиятельство, - встретил его Булгаков, слегка двинувшись в кресле.

      - Сиди, сиди, не беспокойся, - предупредил его граф, опуская свое тучное тело на подвинутый ему Мардарием стул.

      - А ты все болен? - обратился граф.

      - Напротив: очень здоров! - весело ответил Булгаков.

      Визит продолжался не более трех минут. Граф посоветовал хозяину вести себя осторожно, слушаться наставления врачей - и встал. Булгаков снова ерзнул колесами кресел; граф опять попросил его не беспокоиться - и вышел.

      - Однако я в первый раз имел счастье так близко видеть его сиятельство господина московского военного генерал-губернатора, - произнес Максин по уходе графа.

      - Что же, тебе лучше стало? - засмеялся Булгаков.

      - Не лучше, а все-таки... высшее правительственное лицо в государстве... и с бланками.

      - С какими бланками?

      - Бланки имеет. Один только генерал-губернатор во всей России их имеет.

      - Зачем ему бланки? - загорячился Булгаков.

      - А вот зачем, - внушительно и авторитетно отвечал Максин, - по этим бланкам он может в Сибирь сослать.

      - Так он тебя и без бланков сошлет. Скажет: Петр Алексеевич, надоел ты всем в Москве, - ступай ко всем чертям! Ты и пойдешь...

      - Ну, не говорите!

      - Да и у Иверской есть такое заведение, так там без всяких бланков сошлют.

      - Верно, сошлют! Но там с проволочкой. Судить будут, а этот подмахнет бланк - завтра ты уж на этапе. Мне один знакомый чиновник из управы благочиния сказывал, что недавно такой случай был...

      Кончался вечер, сонный лакей Мардарий провожал гостей, и в 'Субботник' заносятся следующие стихи (Б. Н. Алмазова):

У Щученко в доме,
В час заката звезд,
В память по Содоме
Был великий съезд.

Трезвый и степенный
Собирался люд.
Был тут Келль почтенный,
Максин и Шервуд,

Петя Безобразов,
И толстяк Борис,
И Борис Алмазов -
Все перепились.

Лонгинов Михайло
Капли не брал в рот,
Видно, он...
Потихоньку пьет...

А Алмазов Борька
И Садовский Пров
Водки самой горькой
Выпили полштоф.

Костя ключ от шкафа
Часто доставал
И изделья Яффа
Пил и одобрял,

Максин от коньяку
Вовсе не был пьян, -
Спиртового лаку
Требовал стакан...

Михаил Ефремыч,
Русский соловей,
Врачевал их немочь
Песенкой своей.

И под звуки арий,
Отягчен вином,
Между тем Мардарий
Спал глубоким сном.

      Очень жаль, что стихи из 'Субботника', как имеющие частный характер, не могут быть напечатаны, а есть прекрасные.



[1] Лонгинов M. Н. (1823-1875) - библиограф, критик, в 50-х годах печатался в 'Современнике' Некрасова под псевдонимом 'Скорбный поэт', выступал за свободу печати; в 60-х годах эволюционировал вправо; с 1871 года стал начальником Главного управления по делам печати и проявил себя как ярый ненавистник прогрессивных изданий.

18.09.2021 в 22:27


Присоединяйтесь к нам в соцсетях
anticopiright Свободное копирование
Любое использование материалов данного сайта приветствуется. Наши источники - общедоступные ресурсы, а также семейные архивы авторов. Мы считаем, что эти сведения должны быть свободными для чтения и распространения без ограничений. Это честная история от очевидцев, которую надо знать, сохранять и передавать следующим поколениям.
© 2011-2024, Memuarist.com
Rechtliche Information
Bedingungen für die Verbreitung von Reklame