Путешествие в страну всевозможных невозможностей - 7

Второй случай, который я считаю нужным рассказать, произошёл несколько раньше только что описанного. То же лицо, которое направило ко мне Бугаева, сообщило мне, что со мной хочет познакомиться некий господин Толь[1]. Настоящая фамилия его была Антонов, по имени же он был Анатолий, откуда и создалась фамилия Толь. Мне он был известен как сотрудник резидента Генерального штаба в Выборге, с которым он в начале 20‑х годов работал по вербовке курьеров для посылки в Советский Союз.

Я слышал, что после нескольких довольно неприятных провалов Толь отошёл от этого и стал заниматься коммерческими делами. Я его никогда не видел, но слышал, что он процветает и рассматривается как энергичный и состоятельный человек.

Знакомство наше состоялось в церкви, и Толь тут же выразил желание побеседовать со мной с глазу на глаз, почему я пригласил его зайти ко мне на квартиру. В руках у Толя был довольно объёмистый пакет, с которым он ко мне и явился.

В начале разговора Толь сообщил, что находится в чрезвычайно затруднительном положении: финская Политическая полиция высылает его из Выборга, а это его не устраивает и путает все его карты и расчёты. Он сообщил, что является представителем одной крупной русской антисоветской организации и что для своей деятельности ему необходимо жить в Выборге. Тут он упомянул, что мне должно быть известно о тех переговорах, которые в это время велись между генералом Кутеповым и Генеральном штабом, а также и о той отрицательной позиции, которую в это время занимала Политическая полиция. Именно это косвенно и отразилось на нём в форме высылки из Выборга.

Я спросил его — куда же его высылают? Он мне ответил: «В Гельсингфорс».

Я удивился как такого рода высылке (обыкновенно высылают из столицы в провинцию, а не наоборот), так и тому обстоятельству, что г. Толь обратился с этим делом ко мне, и я, право, не знаю, чем я могу быть ему полезен. Никакого отношения к полиции я не имею и изменить отношение её к нему не могу, тем более, как я себе представляю, установка эта сделана финским правительством, а полиция в данном деле является лишь исполнительной инстанцией. Что же касается переговоров, которые ведёт генерал Кутепов, то я об этом слышу впервые. Фактически это так и было.

На это Толь сказал мне, что я как служащий Генерального штаба могу составить ему протекцию и способствовать тому, чтобы постановление о его высылке было отменено. Я поблагодарил его за доверие, но указал, что он переоценивает моё значение и роль в Генеральном штабе: фактически я являюсь очень незначительным работником Бюро Печати и оказать ему какую-либо протекцию возможности не имею.

Тогда Толь перешёл на другую тему, стал говорить о русском патриотизме, о долге офицера бороться с большевизмом, о работе антибольшевистских организаций в Советском Союзе и в заключение попросил меня переправить в Советский Союз антибольшевистскую литературу, издаваемую той организацией[2], которую он представлял в Финляндии и которая возглавляется генералом Красновым[3]. На всё это я ответил примерно так: просьба его вызвана переоценкой моего влияния и моей роли в Финском Генеральном штабе. Как сказано, я являюсь лишь незначительным служащим Бюро печати, или, если хотите, архива; переброски же чего-либо и кого-либо лежат вне пределов моих возможностей, кроме того я принципиально не вмешиваюсь ни в какие русские организации, так как по опыту убедился в том, что все они пропитаны провокационными элементами — это раз, а два — «я не считаю себя русским и не считаю, что я имею какие-либо обязательства по отношению к этой стране».

На этом наш разговор закончился, но Толь попросил разрешения оставить у меня на квартире имевшийся при нём пакет, говоря, что ему затруднительно таскать его с собой, но через пару дней перед своим отъездом в Выборг он зайдёт ко мне и возьмёт его. Против этого я возражений не имел, и на этом мы расстались.

Однако ни через два дня, ни через неделю никто за пакетом не приходил. Вместо этого я был вызван к моему начальнику, который сообщил мне, что Политическая полиция известила Штаб, что я взял для переправки в Советский Союз 350 брошюр Братства Русской правды и дал согласие быть представителем этой организации в Гельсингфорсе. Пришлось дать в письменной форме подробное объяснение по этому поводу, что же касается пакета с брошюрами, то за ним был прислан агент полиции, которому я сдал оставленные Толем в пакете брошюры по счёту и под расписку.

На этом дело и кончилось. В то время я думал, что был спровоцирован Толем и только значительно позже узнал, что душою этого дела и его инициатором было то лицо, которое меня познакомило с Толем, а несколько позднее направило ко мне Бугаева.

Всё это происходило в 1928 году, и произошедшее после этого времени почти изгладило из моей памяти эти события, тем более, что и тогда я не придал им большого значения.