Царство террора - 4

С этого времени дела становились всё хуже и хуже. До сих пор, как правило, нападал и производил опустошение только один из людоедов, а второй ждал в кустах снаружи бомы. Но сейчас они изменили тактику, они входили в бому вместе, и каждый хватал отдельную жертву. Так в последнюю неделю ноября они убили двух носильщиков-суахили. Одного они утащили и сожрали, а стоны другого были долго слышны. Когда его перепуганные товарищи наконец набрались достаточно храбрости, чтобы придти к нему на помощь, они обнаружили, что он крепко застрял в кустах бомы. Лев, очевидно, пытался протащить его сквозь бому, но на этот раз не сумел. Когда я увидел носильщика утром, он был ещё жив, но так страшно искалечен, что умер ещё до того, как его доставили в госпиталь.

Через несколько дней два зверя совершили свирепое нападение на самый крупный лагерь, который в целях безопасности находился в двух шагах от станции Цаво, близко к железной хижине начальника дистанции пути. Неожиданно, глубокой ночью два людоеда ворвались к перепуганным рабочим. Даже из моей бомы, с такого далёкого расстояния я ясно слышал панические крики кули. Затем послышались крики: «Они схватили его! Они схватили его!». Это звери утащили свою несчастную жертву и начали своё ужасное пиршество прямо возле лагеря. Начальник дистанции мистер Далгернс пятьдесят раз выстрелил в направлении львов, но они не испугались и спокойно лежали там, пока не закончили есть. После утреннего осмотра этого места мы отправились по следу зверей. Мистер Далгернс был уверен, что ранил одного из них, поскольку отпечатки лап на песке выглядели так, словно одна лапа была сломана. Мы внимательно шли по следу и неожиданно наткнулись на львов. Они встретили нас угрожающим рычанием. Внимательно продвигаясь и раздвигая кусты, мы увидели в темноте то, что сначала приняли за львёнка. При ближайшем рассмотрении это оказались останки несчастного кули, которого людоеды, очевидно, бросили при нашем приближении. Ноги, одна рука и половина туловища были съедены, а одеревеневшие пальцы другой руки оставляли на песке такие следы, которые мы приняли за следы раненого льва. К этому времени животные скрылись в густых джунглях, и преследование их было невозможно. Мы взяли останки кули и, разочарованные, вернулись домой.

Самый смелый человек в мире, намного смелее, чем обычные индийские кули, не выдержит такого бесконечного ужаса. Весь район был охвачен паникой, и, вернувшись в лагерь, я не удивился, что в тот день (1 декабря) рабочие бросили работу и ждали меня, чтобы поговорить. Я отправился к ним. Они столпились у моей бомы и заявили, что больше никто и ничто не удержит их в Цаво. Они приехали из Индии, чтобы работать на правительство, а не для того, чтобы служить едой для львов или «дьяволов». Вскоре после предъявления этого ультиматума произошло массовое бегство. Несколько сотен рабочих, бросившись на рельсы перед локомотивом, остановили первый проходящий поезд. Затем, забравшись на вагон-платформу и побросав на неё свои вещи, они уехали из проклятого места.

После этого строительные работы были полностью остановлены. В течение трёх месяцев практически ничего не делалось, кроме строительства «противольвиных» хижин для тех рабочих, которые были достаточно смелы, чтобы остаться. Это было странное, забавное зрелище – убежища, взгромоздившиеся на вершине водонапорных башен, на крышах, на балках для моста. Некоторые копали ямы внутри своих палаток, в которые они прятались ночью, прикрываясь тяжёлыми брёвнами. На всех крупных деревьях в лагере висели кровати – так много, пока ветки выдерживали, а иногда ещё больше. Помню, как однажды ночью на лагерь напали львы, и множество людей забралось на одно отдельно стоящее дерево. Дерево с треском рухнуло вниз, бросив свой груз из вопящих кули рядом с львами. К счастью, львы уже добыли себе жертву, и они были слишком заняты её пожиранием, чтобы обращать внимание на кого-то другого.