"Они были как мы..." - 5

К началу 50х годов с дедушкой оставался жить его младший сын Василий: Иван женился и жил отдельно тоже в Потьме, Анатолий остался на Дальнем Востоке, Николай ушёл на срочную службу в армию и больше не вернулся. Николай Дмитриевич, уходя в армию, всю жизнь потом помнил меня на руках у моей матери. Значит, это было или в предзимье 52-ого, или весной 53-ого года. Году в 50-ом или 51-ом Василия женили и в доме поселилась его молодая жена Матрёна из соседнего села Малое Станичное. Через год у них родился первенец Николай, а к тому времени, как я начал себя помнить, в 56-ом году, у них родился второй сын – Виктор.Так, что в доме стало тесновато и дедушке приходилось спать рядом с телёнком и ягнятами.

Вся мебель в доме была сделана или руками самого дедушки, или Потьминским мастером Гусаровым: две деревянные кровати, скамейка со спинкой, комод, кухонный стол. Стульев не помню, сидели на лавках. Из купленных вещей в доме были только большое зеркало над комодом и абажур над лампочкой, который тогда был в большой моде. Этими двумя вещами очень гордились. Зимой в передней комнате устанавливался большой ткацкий станок, тоже самодельный, на котором бабушка ткала половики и простыни из лоскутов. Откуда брались эти лоскуты – я не знаю. Ещё в 61-ом – 62-ом году мне пришлось быть в гостях у дедушки и спать на этих самотканых простынях: грубовато и жестковато, это удовольствие не для нежной кожи.

Одежду шили сами. Для этого при наличии денег покупали «отрезы» материи. Шили из неё нижнее бельё, рубашки, платья. Дед всю жизнь проходил в косоворотке чёрного цвета, других рубашек я на нём не видел до самой его смерти. Из обуви в 50х годах ещё были в обиходе лапти: я сам видел, как дедушка Сагин, сосед моего деда, куда-то шёл с лаптями за плечами. Меня это так поразило, что я как сейчас помню и этого Сагина, и его лапти. У дедушки тоже на стене в сенях висела пара лаптей. Зимой все в селе ходили в валенках или в чёсанках. Но не все умели , и не все имели желание валять валенки, т.к. это дело требовало определённых навыков и умения, а к тому же и большой физической силы. Таким мастером в Потьме был мужик по фамилии Дёмин, который жил по соседству с «дядей» Федей в Заречке. Работа производилась в бане, т.к., по-видимому, технология валяния требует много горячей воды. Мы с Сашей однажды заглянули в эту баню, в которой Дёмин валял валенки. Ад кромешный! Вся баня заполнена горячим паром,  да таким густым, что Дёмина почти не видно. На нас пахнуло таким тяжёлым и неприятным запахом, что мы с Сашей тут же от-прянули подальше на свежий воздух. Одного этого посещения нам хватило , чтобы удовлетворить наше любопытство на всю оставшуюся жизнь. Дело это происходило зимой, и я не думаю, чтобы такая работа была полезна для здоровья: нужно обладать могучим здоровьем, чтобы за несколько таких зим не подхватить туберкулёз.

Приходила осень, убирался урожай, и закрома заполнялись картошкой, луком, пшеницей своей и колхозной, которой колхоз рассчитывался с колхозниками за отработанные трудодни вместо денег. В погреб ссыпали картошку, морковь, свёклу; туда же ставили бочки или кадушки с квашеной капустой, с солёными огурцами. Пшеницу хранили в амбаре. Излишки лука и пшеницы везли на базар в Карсун или в Ульяновск. Надо заметить, что и туда и сюда ходили пешком. Дед рассказывал, как он ходил в Ульяновск с большой тележкой, нагруженной своим товаром для продажи. «Прикольно!», как сказала бы нынешняя молодёжь, не уступающая старикам места в городском транспорте.  На вырученные деньги покупали отрезы на платье, калоши, кирзовые сапоги, фуфайки и прочую мануфактуру. Дедушка мой всю жизнь свою проходил в фуфайках, другой тёплой одежды он не знал.

Не знали бабушка и дедушка и отдыха. Сорокалетняя советская власть ничего не дала сельским жителям, она жестоко эксплуатировала деревню. Чтобы жить, надо было много работать. И не просто жить, а – выжить! Всю жизнь только одна работа! От зари до зари, до самой смерти, т.к. пенсии тоже не было!.. Только зимой можно было немного расслабиться, т.к. полевых работ в это время почти не было, кроме вывоза навоза на поля, да и день световой короткий. Техники в колхозах тогда тоже не было, чтобы заниматься ремонтом. Зимой работали в колхозе доярки и животноводы. Также работали три водяные мельницы, которые обслуживали один-два человека. Оставалось много времени, чтобы заниматься своим домашним  хозяйством. Вставали рано, т.к. в 4 часа утра надо было уже доить корову, которая громко и требовательно мычала в своём стойле. Сначала бабушка доила корову, потом готовила еду ей и телёнку, если он был, кормила их. Потом возвращалась в дом и затапливала печку, чтобы согреть дом и приготовить еду для всей семьи.Дедушка заносил в дом дрова для бабушки, очищал от навоза места содержания скота, убирал снег, делал новую подстилку для коровы, задавал ей сена…Воды в доме не было, водопровода в селе не было, за водой ходили километра за два к роднику. А вот воду для скотины скорее всего брали прямо из речки за огородом – так ближе.

После окончания утренних неотложных дел садились есть, т.е. кушать, завтракать. Я никогда не присутствовал в это время дня у них за столом, поэтому не могу сказать, что они ели по утрам. Разносолов, конечно, не было: про колбасу только и знали, что есть такой продукт, а про кофе, я думаю, и не слышали. Доступный продукт – молочная каша, да и вчерашние щи по утрам тоже были не редкость.

После завтрака в натопленную горячую печь бабушка сажала приготовленные хлебы. Как-то раз утром я захожу к ним в дом, карапуз 4-5 лет. Дедушка в фуфайке, валенках и в шапке стоял у «голанки» (так называлась круглая печка, «голландка», если говорить правильно), которую он только что затопил. В печке весело потрескивали дрова, дедушка только что раскурил свою самокрутку с табаком собственного производства и весело улыбался навстречу мне: «Здорово, Вовка – клеплёвка!..». (Что за клеплёвка – это осталось для меня неразрешимой загадкой). А дух от дедушкиного табака-самосада такой густой, тяжёлый, крепкий, и в то же время такой ароматный!.. Нынешние рафинированные жёны не вынесли бы этого запаха и одной минуты! «Поговорив» с дедом и раздевшись, я прошёл в кухню.Стол был уже вымыт и выскоблен ножом до бела. Бабушка  достава-ла из печи противни со свежеиспечённым хлебом. И этот запах домашнего свежеиспечённого хлеба я помню до сих пор!.. Бабушка отрезала ломоть и подала мне. Над хлебом ещё поднимался пар, а из мякиша то тут, то там выглядывали маленькие кусочки картошки. Я не любил эту картошку и всегда выковыривал её из хлеба, а бабушка с любовью и укоризной при этом ворчала на меня.