Голгофа - 50

 12
 Вечером следующего дня отец пришёл с завода в подавленном состоянии. Молча, как затравленный зверь из угла в угол ходил по комнате – мы с сестрой ожидали «грозы»: очередного домашнего скандала по поводу драки, которую сестра устроила в школе. Подумаешь, и подраться уже нельзя, если тебя дразнят! Но причиной такого поведения отца была вовсе не драка сестры: на вопрос мамы «что случилось?» отец ответил:
- Радуйся! Дождались! – и грузно опустился на табурет.
- Что случилось? – с тревогой в голосе переспросила мама.
- Замолчал навсегда наш шантажист! – выкрикнул отец.
- Ты его …, - отец не дал произнести до конца маме фразу, и почти прокричал:
- Ты с ума сошла! – и, успокоившись, продолжил. - Он себя сам казнил: решил подработать – залез на столб электропередачи, чтобы подключить сарайчик к общей электросети, да сорвался со столба, и, падая, ухватился руками за провода, а они оказались под напряжением. Убило его током.
Мама побелела как полотно:
- Твоя «работа»?
- Всё что угодно только не это! – рассердился отец и рассказал, как всё произошло. - Этот мерзавец самовольно обесточил электросеть, а дежурный электрик, обнаружив «неисправность» на линии, устранил её: включил рубильник. Кто же мог подумать, что какой - то балбес полезет на столб провода подключать к электросети, не согласовав эту работу с дежурным электриком. Так что я никаким боком не причастен к этой истории, - закончил отец.
- Если ты не причём, так в чём твоя вина? – мама пыталась успокоить отца.
- Я главный энергетик завода и в ответе за всё электрохозяйство. Уже возбудили уголовное дело – виновником следователь признал меня!
 С этого дня началась у нас «сумасшедшая» жизнь. Отца почти ежедневно вызывали в прокуратуру. Следователь допрашивал заводских рабочих, пытаясь выяснить, кто обесточил электросеть во время рабочей смены, тем самым приостановил производство боеприпасов, и, не обнаружив вредителя, обвинил отца в попытке организовать саботаж, в лучшем случае, в худшем - в диверсии. На заводе появились спецы из военной прокуратуры. Но, как сказал отец, они были с трезвыми головами и когда выяснили, что ущерба производству продукции военного назначения не случилось, дали «по мозгам» следователю и он дело перевёл в другую «плоскость»: произошло непреднамеренное убийство по вине главного энергетика завода, то есть нашего отца.
 Разумеется, вся эта «свистопляска», так называла мама развернувшиеся события вокруг гибели шантажиста, поселила в нашей семье предчувствие надвигающейся беды. Отец почти перестал спать. Ночью сидел за столом, обхватив голову руками, и додумался до того, что решил «сбежать» от всего этого кошмара на фронт. Подал заявление в дирекцию с просьбой снять с него «бронь», но работа его не отпускала: стоило отцу появиться дома, как за ним приходил нарочный с запиской от директора - приходилось, не отдохнув, бежать на завод разбираться с очередной аварией в электрохозяйстве.
 Наша школьная жизнь шла своим чередом со своими радостями и неприятностями. Учительница на свой лад рассказывала нам о войне. По её словам выходило, что Красная армия вот-вот победит немецких захватчиков и наступит счастливая мирная жизнь. Солдаты вернуться домой и тыл (это мы, дети и наши родители) больше не будет ни в чём нуждаться. Товарищ Иосиф Виссарионович Сталин всех наградит по заслугам: военным – награды, а тыловикам – почёт и уважение. В общем «жить будет лучше, жить будет веселее!». Особенно многозначительно, словно заклинание, раз за разом учительница произносила эту фразу и поясняла, что это слова товарища Иосифа Виссарионовича Сталина и при этом её палец нацеливался на портрет вождя всех времён и народов, висевший над классной доской. Радость охватывала нас от слов учительницы. В классе звучал смех и, перебивая друг друга, каждый высказывался о будущем счастье, каким оно ему представлялось. Звучали голоса:
- Будет много молока и булочек!
- Конфеты детям раздавать будут!
 Всех нас сразило будущее счастье, оглашённое многоголосым хором наших девчонок:
- Мороженого можно будет съесть столько, сколько захочешь, и всем девчонкам по праздникам будут раздавать ленты в косы!
 Словесное счастье сплеталось в неслаженный хор детских голосов, и было не понять, в чём же, в конце - концов, будет заключаться наше будущее счастье. Наконец, учительнице удавалось успокоить нас, хлопнув классным журналом по столу и прокричав:
-Ти-ши-на!
И текли скучные школьные часы овладения знаниями: арифметикой, чтением одних и тех же рассказов. В нашем пересказе их содержания всегда выходило, что это Сталин одерживает победы над фашистами на всех фронтах и в тылу. Эта «истина» системой образования день за днём от урока к уроку постоянно вкладывалась в детские головы, но чем бы мы ни занимались в школе, желание поесть было сильнее всего. Наступал долгожданный момент, дверь в класс открывалась – и, вот оно, наконец, реальное счастье: нас кормили - мы пили молоко и ели булочки. Для нас было важно сиюминутное счастье, пусть маленькое, в виде булочки и молока, но реальное, а не будущее, обещанное после войны.
 Пролетал день за днём. Они сплетались в сплошной хоровод чисел и оседали колонками цифр в календаре, висевшем на стене. Понедельник, вторник …, суббота, воскресение и вновь – понедельник, вторник …, суббота, воскресение. Неделя за неделей укладывались четвёрками в рамки – месяцы, которые, выстраиваясь друг за другом складывались в год. Мама поясняла нам, что люди сами разделили год на двенадцать месяцев, сообразуясь со своим пониманием природы. Отец говорил, что не стоит задумываться над всей этой ерундой, так как у нас много других забот. В действительности мы не созерцали календарь, чтобы понять, когда какое время года наступает. Мы знали, что весна – это пришли тёплые дни, тает снег и главное приближается конец учёбы в школе; лето – это лес, река и свобода от школьных занятий; осень – это вновь школа с её радостями, но больше огорчениями; зима – это лыжи коньки и встреча Нового года. Как ни трудно мы жили, но наступление нового года было праздником. Но пока суть, да дело, наша семья была в ожидании суда над отцом. И дождались.