Голгофа - 13

 7
 Медленно, но верно приближалась осень. Сестра была занята сверх всякой меры: нянчилась с Игорем, купала братика, стирала пеленки, проглаживала их тяжеленым чугунным утюгом, который разогревался горящими углями. Подолгу гуляла с малышом возле дома, катая его на самодельной тележке – корыте, прочно установленном на доске с четырьмя деревянными колесиками.
 Старший брат пропадал в мастерских: помогал отцу. Отец отремонтировал совхозную электростанцию, так что с вечера до полуночи под потолком в каждой квартире нашего барака горела единственная электрическая лампочка: больше одной лампочки иметь в квартире не разрешалось. Обязанностью брата было дежурство на электростанции. Отец вечером запускал движок, и когда генератор входил в режим, он уходил домой, а брат оставался дежурить. В полночь брат три раза включал и выключал электричество, предупреждая тем самым жителей посёлка об окончании работы электростанции, и, немного погодя, останавливал движок. Посёлок погружался в темноту. Домой брат приходил не скоро: ему надо было вытереть двигатель от потёков масла, заправить его следующей порцией горючего - лигроином, закрыть помещение на замок и отнести ключ дежурному по мастерским. Брату за работу на электростанции выписали дополнительный паёк, выдали рабочую карточку и платили зарплату. Мы с сестрой ему завидовали. Родители нас успокаивали:
- Подождите, подрастете – наработаетесь!
Старший брат был признанным помощником. Мы с сестрой возмущались: «Он – помощник? А мы что же, ничего не делаем?»
- Делаете, делаете, - успокаивала нас мама, – Светлана помощница, а ты, Лёвка, только бегаешь по улице да дерёшься с мальчишками.
Действительно, к этому времени я привык к новой жизни. Подружился с местными детьми, меня почти перестали дразнить «жидёнком».
 Мне очень хотелось попасть в мастерские. Желание моё, наконец, сбылось. Отец однажды обрадовал меня: - Приходи завтра в мастерские.
Накануне того дня, как мне пойти в мастерские, во дворе во время игры в войну, какой-то мальчишка обозвал меня жидёнком, и я пожаловался маме на такую, как мне казалось, несправедливость. О чём мама беседовала с родителями мальчишки, не знаю, но вечером на весь барак был слышен рёв моего обидчика - это ремнём учила его собственная мама и при этом приговаривала:
- Ты что, хочешь беду накликать на нас? – и раздавался крепкий шлепок ремня по заду мальчишки, сопровождающийся взвизгиванием. – Ты, что не помнишь, что тебе говорили? – опять шлепок, опять взвизгивание. – Ты что, не знаешь, что может случиться?
Слышался уже сплошной рёв, и затем – крик:
- Мамка, больше не буду! Я забыл, что он ведьмак! – и рёв продолжался.
- Не ведьмак он, ведьмак на болоте живёт! Он - блаженный, и его обижать нельзя, Бог накажет! Запомни!
- Не буду – у – у – у! – выл мальчишка.
- Ещё раз забудешь – домой не приходи!
 Рёв мальчишки прекратился - учение закончилось.
Ночью я опять кричал: проклятые огромные шары пытались перемолоть меня. Утром болела голова. Но спать днем не лёг. Интуитивно пришёл к выводу, что если днем высплюсь, то ночью опять появятся эти шары. Когда мама ушла на работу, покормив Игоря грудью, и сестра принялась его укачивать, выпив кружку молока, я помчался на улицу, но не с ребятами играть, а к отцу в мастерские.
 Вот и мастерские. Длинное-предлинное бревенчатое здание, в которое можно было войти через двухстворчатые ворота. Возле мастерских тарахтел трактор. Широкая брезентовая лента-ремень с приводного колеса трактора убегала через люк в стене внутрь помещения. Подошёл к люку, заглянул в него. Из помещения пахло машинным маслом. Мимо моего лица скользил широкий ремень. Только я подумал, как бы не попасть под ремень, как ноги мои оторвались от земли, и я повис в воздухе: меня подхватил под мышки дядька, опустил на землю подальше от ремня и, ступая по масляным лужам деревянной ногой, повел в мастерские.
- Ну, малец, и любопытен же ты! Да, если бы попал под ремень, то оторвало бы тебе что-нибудь, могло и убить, - подвел меня к воротам, приоткрыл дверь в одной из створок ворот, и крикнул:
- Николай Степанович, принимай сыночка! Стой здесь, жди отца, - и пошёл к трактору.
Я смотрел ему вслед, и увидел, как дядька подошёл к трактору, похлопал рукой по крылу заднего колеса, поскользнулся и, падая, пытаясь устоять на ногах, цеплялся руками за трактор. Одна его рука попала под ремень. Её прокрутило вокруг приводного колеса и дядьку потащило к люку и ударило о стену. Дядька лежал на земле без движения. Руки у него не было – её оторвало.
- Папа, папа! – закричал я от ужаса. – Дяде руку оторвало! Он лежит возле трактора!
На мой крик из дверей выбежал отец, за ним – женщина.
- Что ты сочиняешь! – отозвался отец. – Оглянись! Ну, что, убедился? Ну, и фантазёр ты! Пойдём, покажу тебе чудо-юдо.

Оглянулся. Возле трактора стоял дядька и приветствовал нас невредимой рукой. Лицо женщины было бледным, губы тряслись.
- Что с тобой? – остановился подле неё отец. – Заболела?
- Нет, нет! - поспешно ответила она. - Сейчас пройдёт, - и с испугом посмотрела на меня. Посторонилась, пропуская нас в мастерскую. Мы шли по длинному помещению. Вдоль стен стояла техника: тракторы, плуги, сеялки. В конце помещения в люк с улицы вползал ремень. Он крутил длинный вал, на который были насажены маленькие колёсики. От каждого колёсика тянулись ремни к токарным станкам. Было интересно. Но, нет-нет, и вспоминалось то, что мне привиделось на улице возле трактора. Я не мог понять, как же могло быть такое: я же ясно видел, что произошло с трактористом, а на самом деле ничего с ним не случилось. «Папа прав я – фантазер», - подумал я и не заметил, как отец подвел меня к хорошо знакомому дядьке.
- Фёдор Никитич! – обратился отец к дядьке. - Принимай помощника, - оставил меня с ним, а сам пошёл к женщинам.
«Ага! Дядьку зовут Фёдор Никитич, значит - дядя Федя» - подумал я.
- Здоров, малец! - приветствовал он меня. - Техникой интересуешься?
- Да - а- а…, - протянул я озадаченно, когда увидел, к какому «чуду-юду» подвел меня отец – к мотоциклу.
- Ну, давай, помогай, - дядька усадил меня на мотоцикл. – Рули сколько душе угодно. Я отойду на минуту.
 В конце мастерской, возле станков собралось много народа, в основном девчата и пожилые женщины. Они что-то обсуждали, горячо спорили, слышны были отдельные фразы.
- Зинка, не сочиняй! Мало ли что ему почудилось! Надо работать. Трактор не надо глушить. Никуда Кузьма не денется. Не полезет он под ремень, - слышался голос дяди Феди.
- Как знаете, - сказала Зинаида. - А я пойду домой. Меня всю колотит.
Уйти она не успела. Трактор вдруг стал глохнуть и синий дым из его трубы как занавеской застил окно. Послышался крик тракториста с улицы. Дядя Федя ссадил меня с мотоцикла. В спешке он никак не мог его завести. Наконец, мотор затарахтел.
- Малец, беги домой, не до тебя. У нас беда – Кузьму зашибло, - и он на мотоцикле умчался за фельдшером.
 Дядю Кузьму увезли в больницу. Он выжил, но стал полным инвалидом – без ноги и руки.