Киев. 1880-1892 - 21

 Познакомился я с Чужбняовым (Гринштейном) в Одессе, где он поступил в университет после окончания им керченской гимназии. Хотя в Одессе он пробыл всего один год, но и этого времени было достаточно, чтобы узнать все его редкия качества. Такого добраго, скромнаго и честнаго человека мне редко приходилось встречать; это был чудный товарищ, который, сам сильно нуждаясь, готов был делиться последним. За свои качества он был искренно любим всеми товарищами. Не знаю точно причины, побудившей его оставить Одессу и скитаться несколько лет по разным высшим учебным заведениям, но, хотя он курса нигде не окончил, все-же на сцену поступил с довольно солидной научной подготовкой. Первые его шаги по сцене были в г. Орле в 1874 г., но выдвинулся он не сразу. Несколько лет он играл в водевилях и небольших комедиях, затем служил в оперетке и только с 1881 года он стал занимать уже видное место в среде русских провинциальных артистов. Встречаясь с Чужбиновым в Киеве ежегодно, начиная с 1880 г. по 1884 г., я на сцене до этого года ею никогда не видал, да и в этом году, говоря откровенно, я не мог судить о нем, как о серьезном артисте, так как репертуар шел для него неподходящий, а делать выводы на основании ею участия в оперетке а не решался. За то впродолжении всего этого времени я узнал его близко как человека и должен сознаться, что сохранение им всех его качеств меня поразило; человек попал в среду, где, нечего греха таить, зависть, интриги, тщеславие и другие людские пороки царствуют во всю, а он не заразился ни одним- из них; каким он был в юности, таким остался дальше, таким сошел и в могилу. Человек этот ненавидел неправду и не стесняясь ни положением, ни влиянием своих товарищей, в глаза высказывал им смело свои взгляды. Относясь к искусству серьезно -- он того-же требовал и от других и нередко мне приходилось быть свидетелем его негодования, когда кто-либо из товарищей халатно относился к делу. Бывало, идет пьеса, в. которой он не участвует, но стоило ему заметить небрежность в исполнении и он начинал волноваться.-- "Да какое тебе дело"?-- но раз говорил я ему.-- "Да не могу я видеть такого отношения к искусству, больно мне за товарищей"! И говорил он это искренно. Не могу не отметить еще одну его черту. Чужбинов был замечательный семьянин и сам, живя очень скромно, все свое жалованье, довольно солидное, отдавал семье; воспитание детей, (он оставил двух сыновей), было главной его заботой; ради семьи он себе отказывал во многом. В обществе Чужбинов был всегда желанным гостем: говорил он мало, но всегда очень метко и в немногих словах умел прекрасно схватывать предмет. В среде киевлян (он был женат на киевлянке и, хотя и с перерывами, провел в Киеве 18 лет) Чужбинов, как человек, пользовался большими симпатиями. Рисоваться он никогда не любил и удивлялся тем из своих товарищей которые смелостью создавали себе имена. Особенно негодовал он на Долинова, без всякого, по его мнению, права решившегося, сам едва выдвинувшись на сцене, взяться за преподавание драматического искусства.-- "Не оттого-ли", спрашивал он,-- "наша драматическая школа выпускает таких учениц, что имеет профессорами Долиновых". и других. Как об артисте я о Чужбинове говорить не стану; слишком еще свежо в памяти всех, видевших его, отношение его к требованиям искусства. Чужбинов умер на 46-м году от роду. Здесь-же замечу, что из всех комиков, которых я знал, один только Протасов перешагнул за 50 лет и даже два года тому назад праздновал редкий юбилей: пятидесятилетие служения сцене; все остальные, которых я близко знал, умерли между 40--50 годамги, а некоторые и раньше; так Громов умер на 29-м году, Большаков на 36-м году, а между 40--50 г.: Киреев, Свободин, Самсонов, Соколов -- Градов, Родон, Андреев-Бурлак и, наконец, Чужбинов!

 Родился Чужбинов в г. Керчи в 1852 г. 21 февраля, настоящая его фамилия, как уже сказано, была Гринштейшь; отец его был довольно богатый человек, но вследствие каких-то неудачных коммерческих операций он лишился всего своего состояния, в том числе и дома, в котором ему было только предоставлено право пользоваться пожизненно небольшою квартирою. Случилось это в то время, когда Т. А. было 14 лет и он был уже воспитанником 5-го класса Керченской гимназии. С той минуты, как отца постигло несчастие, Т. А. начал сам добывать себе средства к жизни, давая уроки, но не оставляя занятий в гимназии, которую он и окончил в 1869 году 16 лет от роду. Хотя Чужбинов, как я заметил, добывал средства к жизни, занимаясь уроками, за что получал гроши, бегая по урокам из одного конца города в другой, все-же это не препятствовало ему прекрасно учиться и окончить гимназию с серебрянной медалью, что и доказывает, на сколько он обладал недюжинными способностями. Еще будучи гимназистом (передаю с его слов) Чужбинов страстно полюбил сцену, которой он и решил себя посвятить, но не раньше, как по окончании высшего учебнаго заведения; мотивировал он это тем, что серьезное служение* искусству возможно только при условии возможно большего всесторонняго образования. Этой точки зрения, как многим известно, он держался всегда и уже будучи выдающимся актером все-же постоянно продолжал свое самообразование, очень много читая и зорко следя за всеми новостями в литературе и науке; что этого взгляда он очень строго держался, доказательством служить следующее: когда, по окончании керченской гимназии, он прибыл в Одессу и поступил в Новороссийский университет -- материальное его положение было весьма плачевное; как любитель он и тогда уже выделялся и следовательно имел полную возможность, оставив жизнь впроголодь, поступить на сцену и быть более или менее обезпеченным, но он этого не сделал, а продолжал оставаться в университете. Что нужда была сильна, видно хотя бы вот из чего: обедал Чужбинов не ежедневно, а через день в ресторане, где за 30 к. отпускали два блюда, но и этой роскоши, даже и через день, Чужбинов себе позволять не мог, он ел одно только блюдо в 15 к. В этом-же ресторане и я часто обедал. Обыкновенно мы садились с Чужбиновым за общий стол, где было много хлеба, и требовали по порции борщу. За этой порцией мы уничтожали несметное количество горчицы и седали по меньше мере по целой греческой булке. То-же делали и многие другие студенты. Хозяин ресторана, заметив, что гг. студенты уничтожают за общим столом столько хлеба, что уплачиваемые за борщ 15 коп. приносят ему один лишь убыток, распорядился общий стол уничтожить и для студентов были поставлены отдельные столики, где хлеба уже не полагалось вволю, а на каждую порцию давали только по три ломтика. Этот прием сильно смутил многих и пришлось перейти в греческую кухмистерскую, где кормил ужасной пищей, но за то дешево: порция стоило всего 10 коп. Там-то, в этой кухмистерской, я почти уверен, Чужбинов и нажил катарр желудка, которым он страдал много лет и последствием которого пожалуй и явилась та болезнь, которая преждевременно свела его в могилу. Случалось однако, что у Чужбинова не хватало и этих 10 к. и тогда он ограничивался одним только чаем. До чего Чужбинов иногда нуждался видно из следующего факта: как-то раз, проходя мимо одной кухни, откуда слышался запах щей, Чужбинов упал в обморок. Как внезапно заболевшего его отвезли в участок и там-то, по приведении его в чувство, выяснилось, что в течении трех суток он ничего не ел и запах горячей пищи так на него подействовал, что с ним произошел обморок. Чужбинов много терпел, но гордость не позволяла ему сознаться в своем бедственном положении, он стойко переносил всякия лишения, стремление к науке его не покидало и он продолжал учиться. В 1870 г. Чужбинов оставил Одессу и перешел в московский университет на медицинский факультет, оттуда судьба забросила его скоро в Петербург, где он поступил в медикохирургическую академию и наконец он перешел в технологический институт. Как ни стремился Чужбинов закончить свое образование, но это ему не удалось: из технологического института он должен был выйти в то время, когда ему оставался всего один год, чтоб его закончить. Было это в 1874 г. и оставил он институт не потому, что не хватило сил бороться с нуждой, нет, от этой борьбы он, при своей энергии и выносливости, никогда не отказался бы, но случились побочныя обстоятельства, заставившия его бросить учение. В это то время Чужбинов, скрепя сердце, и пошел на сцену, впервые выступив в Орле при антрепризе Леухина.

 К службе Чужбинов относился крайне педантично Вот, для примера, характерный факт: за несколько часов до смерти Чужбинов, не смотря на сильныя страдания, о болезни своей ничего не говорил, а скорбел лишь о том, что Соловцову прийдется начинать сезон без него и этим он поставит антрепренера в затруднительное положение относительно репертуара.

 Чужбинов оказывал довольно значительныя денежныя вспомоществования не только своим товарищам, но и посторонним лицам, раз он убеждался, что эти лица действительно нуждаются. В этих фактах надо прежде всего искать причину, почему покойный, получая довольно крупный оклад (600 р. в месяц), не только ничего не оставил своей семье, но даже не хватило средств на похороны и для первоначальных расходов, за отсутствием Соловцова в Киеве, пришлось заложить в ссудную кассу серебрянный сервиз, когда-то подаренный артисту киевской публикой.

 Я уже упоминал, что Чужбинов, в бытность свою студентом, сильно нуждался; нуждался он не меньше, уже состоя на службе в театре. Так, в Новочеркаске, где он служил в оперетке вместе с Н. Синельниковым, тогда толке что поступившим на сцену, доходило до того, что оба эти артиста, за неимением подушек, спали на театральных афишах а питались они один только раз в сутки селедкой, которая называется "конь" и стоит три коп.

 Прошло несколько лет после пребывания этих артистов в Новочеркасске. Синельников стал уже силой и, приехав в Киев, встретился с Чужбиновым. Пошли в ресторан закусить. Чужбинов, по всегда присущей ему скромности и в силу привычки, Заказал какую-то котлету и потребовал водки. Не то Синельников: он, как истый гастроном, стал заказывать себе какое-то изысканное блюдо с труфелями, специальным соусом и пр. Долго слушал Чужбинов заказ Синельникова, наконец не выдержал и заметил: "Ишь ты, деликатесы какие затеел; и чего ты ломаешься, а коня новочеркасского не хочешь? И что за нежность, как только лишний рубль заведется"!

 Для большей характеристики Чужбинова не могу не привести взгляда его на положение артиста в обществе. Было время, говаривал он, когда актер нигде не был принят, когда поступление на сцену считалось предосудительным, а лица, посвящавшия себя сцене, обязательно выступали под каким-нибудь псевдонимом, чтоб не оскорблять свою семью. Это время, слава Богу, прошло, к актеру стали относиться иначе, его стали уже всюду принимать; но и этого еще мало: я желал бы дождаться такого времени, когда не только актеры будут приниматься в семейных интеллегентных семьях, но и эти семьи будут посещать в свою очередь и семьи актеров. Этого пока нет. В настоящее время, когда приглашают выдающегося артиста, его принимают только как артиста, принимают актера Чужбинова, но не человека Чужбинова, и когда товарищи мне говорят: "я там-то вчера обедал, а там-то ужинал" -- меня это коробит... Приглашают тебя, чтоб этим похвастать перед другими, "у нас-де обедал такой-то артист", а ты, как самостоятельное я, тут ровно ни при чем. Вот почему я никогда не принимал и не принимаю приглашений; пусть приглашающие идут и к моей семье, тогда я пойму, что подкладка знакомства иная, а в той форме, как эти приглашения идут теперь, я их не могу одобрить".

 И действительно, в то время, как многие из наших артистов бывали в различных семейных домах, Чужбинов никогда там не бывал в силу высказанных им причин, что не мешало ему однако быть любимцем публики!