За кулисами политики и литературы - 87

Глава восьмая

Генерал-адъютантский нигилизм. – Конногвардеец С.А. Грейг. – Карьера генерала П.П. Альбединского. – Русская делегация на Парижском мирном конгрессе в 1856 г. – Салон княгини Д.X. Ливен. – «La grande demoiselle». – Прототипы «Дыма» Тургенева. – Тактика П.П. Альбединского в Прибалтийском крае. – Граф С.А. Апраксин. – Железнодорожные предприятия начала 70-х годов. – Борьба концессионеров и императорский двор. – Подкуп генерал-адъютантов кн. А.И. Барятинского и С.Е. Кушелева. – Агенты Мекка и К? у княгини Юрьевской. – Протест фаворитки против постановления Комитета министров о Конотопской железной дороге. – Комиссионные великого князя Николая Николаевича. – Взгляд Александра II на хищничество приближенных. – Отставка шефа жандармов гр. П.А. Шувалова. – Прусский военный агент в Петербурге генерал Лотар фон Швейниц. – Директивы Бисмарка о воздействии на германофобскую печать в России. – Попытки соглашения прусского посланника с редакцией «Московских ведомостей». – Генерал-губернаторство П.П. Альбединского в Риге, в Вильно и в Варшаве

Талантливый писатель изобразит, быть может, когда нибудь тип генерал-адъютанта. Складывается этот тип мало-помалу при императоре Александре Павловиче, получает весьма определенную физиономию при Николае, но окончательного своего развития достигает при его преемнике. Возьмите обыкновенного смертного: как бы ни было велико его честолюбие, он все-таки сознает, что есть сферы, в которые не подобает ему проникать, которые должны быть для него навсегда закрыты. Другое дело генерал-адъютант. Это -- универсальный специалист. Нет такой деятельности, которую он считал бы не по плечу для себя; без малейших колебаний он готов испробовать свои силы на чем угодно -- на управлении финансами, иностранною политикой, церковными делами и т.п. Замечательно, что не только он сам убежден в совершенной основательности своих притязаний, но и другие смотрят на них его глазами. Весьма остроумно было это выражено Ф.И. Тютчевым по поводу назначения генерал-адъютанта Грейга товарищем министра финансов. Грейг начал службу, если не ошибаюсь, в конной гвардии, затем перескочил в Морское министерство и стал там распоряжаться, как будто всю жизнь провел на корабле, а затем столь же неожиданно очутился во главе финансового ведомства.

"Странное дело, -- заметил Тютчев, -- конногвардейскому офицеру поручают финансы; публика, конечно, удивлена, но в меру, не особенно сильно; попробуйте же Рейтерна [министра финансов] сделать командиром конногвардейского полка, все с ума сойдут, поднимется такой вопль, как будто Россия потрясена в своих основаниях: я полагаю, однако, что управлять финансами Российской империи несколько труднее, чем командовать конногвардейским полком..."

С назначением Грейга помирились очень скоро, потому что он был генерал-адъютант, а сам он был чуть ли не обижен, что дали ему очень мало. Когда впоследствии сделали его генерал-контролером, один из близких к нему людей, бывший директор канцелярии Морского министерства Манн пришел поздравить его. "С чем же тут поздравлять, любезный друг, -- отвечал Грейг с кислою физиономией, -- неужели вы думаете, что мне особенно лестно занять такое место, где нет никакого простора для т_в_о_р_ч_е_с_т_в_а?.."

Нельзя отрицать, что как Грейг, так и многие другие, находившиеся в том же звании, обладали далеко не дюжинными способностями; обычною для них похвалой в устах людей, находившихся в близких к ним отношениях, было то, что они быстро схватывают, быстро овладевают всяким вопросом, но, к сожалению, быстро схваченное столь же быстро не оставляло и следа. Недаром Юрий Самарин говорил о генерал-адъютантском нигилизме. В царствование Александра Николаевича едва ли кто из генерал-адъютантов пользовался таким влиянием, как граф П.А. Шувалов; его называли вице-императором, Петром IV; я его не знал лично, но от людей, на суждение коих можно положиться, приходилось мне постоянно слышать, что это была богато одаренная натура. А между тем что же произвел он в достаточно продолжительный период своего могущества при государе, который слепо доверял ему? Он разыгрывал роль представителя консервативной политики, но, присматриваясь ко всему, что совершалось при нем, трудно понять, в чем состоял его консерватизм. Я знал только одно резкое, поразительное исключение из всех генерал-адъютантов: говорю об И.В. Гурко, но о нем особо, в другом месте.

Теперь же соберу свои воспоминания об Альбединском, занимавшем последовательно должности генерал-губернатора в Прибалтийском крае, в Северо-Западных губерниях и в Царстве Польском. Случайно сошелся я с ним в 1867 году, и с тех пор близкие наши отношения не прерывались до самой его смерти. Прошлое его известно мне очень мало, да и едва ли представляло оно что-нибудь замечательное; Альбединский, как громадное большинство гвардейских офицеров николаевского времени, провел молодость в кутежах и светских развлечениях; он был очень умен и даже образован, если под образованием понимать уменье превосходно говорить по-французски и по-немецки, но ни тогда, ни позднее не читал он ни одной серьезной книги на этих языках; редко приходилось мне встречать мужчину более красивого, с такими изящными манерами, -- понятно, что он пользовался громадным успехом у женщин. Между прочим находился он в связи с известною писательницей графиней Ростопчиной и имел от нее сына. Во время Крымской кампании он обратил на себя некоторое внимание под Севастополем, имя его иногда встречалось в бюллетенях, он был даже ранен, но, как кто-то зло выразился о нем, ранен прилично, насколько было ему нужно, как выпадает на долю лишь подобных счастливцев. Одновременно с ним получил рану и его приятель Грейг, и оба они лежали где-то вместе. Скука была страшная; Грейг, со слов которого и передается этот рассказ, достал какие-то старые журналы, разрозненные книжки "Отечественных записок" и от нечего делать перелистывал их; Альбединский же упорно отказывался от такого развлечения. Большею частью валялся он на постели, погруженный в какие-то думы. "Как тебе не надоест подобная праздность?" -- спрашивал его Грейг. -- "Ты ошибаешься, мой милейший, -- отвечал он, -- если полагаешь, что я ничем не занят". -- "Чем же это?" -- "А вот видишь ли, лежу и соображаю, какая предстоит мне карьера, в каких могу я очутиться положениях, и заранее придумываю, как мне поступить в том или другом случае; в уме моем возникает целый ряд самых занимательных комбинаций; это полезно и даже необходимо для того, чтобы впоследствии не быть застигнутым врасплох".