За кулисами политики и литературы - 76

На успех упомянутой реформы сильно рассчитывал и М.Н. Катков, безусловно одобрявший все, что было задумано Пазухиным. Конечно, содействие "Московских ведомостей" могло оказаться чрезвычайно важным, но, к сожалению, Михаил Никифорович не мог оказать его в таких размерах, как было бы желательно. До последних дней своей жизни всецело поглощенный вопросами, с которыми были связаны существенные интересы России, оставался он неутомимым бойцом, готовым принести все в жертву тому, в чем он видел славу и благоденствие отечества. Время, однако, брало свое. Близкие ему лица давно уже замечали в нем упадок сил. Если и прежде, по коренному свойству своей страстной натуры, он мог в известное время сосредоточиваться только на одном вопросе, отдаваясь ему вполне, то теперь это доходило у него до крайности. Мысль о реформе местного управления сильно занимала его, нередко по целым часам беседовал он о ней с Пазухиным, но не был в состоянии овладеть ею надлежащим образом, ибо тут все зависело не только от основных принципов, но и от подробной их разработки, а внимание Каткова было отвлечено в другую сторону. На первом плане стояла для него иностранная политика в связи с болгарским вопросом. Он выступил в такой роли, которая приобрела ему громадную популярность в русском обществе, сделала имя его ненавистным в Германии и Австрии, заставила Францию не скупиться на выражение ему своих симпатий и возбуждала неизмеримое против него озлобление нашей дипломатии. Надо сказать, что император Александр Александрович относился к Каткову вообще несравненно более сочувственно, чем его отец; в этом можно было убедиться между прочим из отметок его на так называемых "царских обозрениях", которые Главное управление по делам печати посылало ему ежедневно; статьи "Московских ведомостей" по разным вопросам вызывали постоянно одобрение государя, но кроме того, Катков нередко представлял государю подробные записки о положении дел, и все они были принимаемы в высшей степени благосклонно. Замечательно, между прочим, что одна из них, поданная в декабре 1886 года чрез графа Толстого, была посвящена отношениям России к Германии и Франции, причем Катков очень убедительно настаивал на сближении нашем с последнею из этих держав. Вот что государь написал по этому поводу графу Толстому: "Прошу вас передать Каткову мою благодарность, и скажите ему, что я не сомневаюсь в его преданности и в его желании служить интересам отечества, как он их понимает и как может". Но наряду с этим проглядывало иногда и недовольство. Статьи Каткова по вопросам международной политики были проникнуты безграничным презрением к нашему Министерству иностранных дел, он не щадил самых мрачных красок для изображения той печальной роли, на которую была осуждена Россия; конечно, все это должно было производить сильное впечатление на публику, -- впечатление неблагоприятное не для одного только Гирса, ибо кто же не понимал, что жалкий Гире был не более как исполнитель? И он, и ближайшие его сотрудники говорили во всеуслышание кому угодно, что руководителем нашей внешней политики является исключительно сам государь, и этому можно было верить. Есть немало доказательств этого. Неудивительно поэтому, что наиболее запальчивые статьи "Московских ведомостей" раздражали государя, иногда он высказывал по их поводу свое неудовольствие графу Дмитрию Андреевичу, и раза два или три мне приходилось частным образом сообщать Каткову, чтобы он был осторожнее, но предостережения эти нисколько не действовали на него.