|
|
С авторами, которые в большинстве случаев заискивали у Самойлова, как у лучшего исполнителя, обеспечивавшего успех пьес, Василий Васильевич был строг и взыскателен. Он нередко заставлял их менять сцены и даже акты для большого эффекта своей роли. И как иной ни противился и ни протестовал, в конце-концов покорялся и делал все угодное премьеру. Драматург В. А. Дьяченко немало выносил различных неприятностей от Самойлова, перед которым, однако, благоговел, потому что главная роль в каждой его пьесе всегда исполнялась им. Как-то раз, при репетировании какой-то пьесы Дьяченко, Самойлов, по обыкновению путая и перевирая роль, вдруг начал говорить то, что было им исключено. Суфлер остановил его замечанием: -- Василий Васильевич, эти слова зачеркнуты... вы выбросили их еще па первой репетиции... -- Да, да... я и забыл... Удивительная у меня странность?! Постоянно помню лучше всего из роли то, что именно вычеркнуто... Дьяченко подходить к нему, берет его за талию и полушутливым тоном говорит: -- Вы бы, Василий Васильевич, по этой причине взяли бы да перечеркнули всю роль сплошь... Дело-то, значит, пошло бы лучше... -- Ну, сударь мой, в вашей комедии хоть все повычеркни, а несообразностей и глупостей, все-таки, останется пропасть... Этот же драматург, при репетировании другой своей пьесы, зашел в антракте в уборную Самойлова в то время, когда тот пил чай со сливками. -- Василий Васильевич, -- сказал он, -- вы не обидитесь, если я позволю сделать вам маленькое замечание? -- Ну-с? -- Я, разумеется, не хочу вас учить, но... Артист отхлебнул из стакана и сострил: -- Нет, отчего ж меня не поучить? У меня еще молоко на губах не обсохло. При постановке пьесы A. Н. Островского "Воевода" ("Сон на Волге"), Самойлов решительно отказался играть главную роль, находя ее безобразно длинной и растянутой. Впрочем, впоследствии он шел на компромисс, если автор согласится сделать крупные, по его указанию, купюры. Самойлов должен был присутствовать на первой репетиции пьесы Островского "Воевода", но не приехал в театр. Автор и режиссер послали к нему нарочного с приглашением пожаловать для личных переговоров. Василий Васильевич соблаговолил приехать. Начались долгие споры и разъяснения. Островскому было желательно участие Самойлова и потому, поборов в себе самолюбие, он пошел на уступки. По поводу одного монолога, Александр Николаевич мягко заметил артисту: -- Не понимаю... почему вы, Василий Васильевич, требуете непременно уничтожить этот монолог?.. Что вас затрудняет?.. -- Меня затрудняет то, что спящий человек не может читать такие длинные монологи, да еще в стихах... Я никогда не слыхивал, чтобы бредили стихами. -- Почему же не может?! Простите я этого не понимаю, -- возразил автор. -- По моему это так естественно. Будь я актером, это меня нисколько бы не стеснило!.. -- Так, пожалуйста, сыграйте сами, а я посмотрю, -- ответил Самойлов, вручая Островскому свою объемистую роль. Делать было нечего, Островский согласился на уничтожение и этого монолога, но пьеса, все-таки, не имела успеха и не делала сборов. П. А. Каратыгин по этому поводу написал тогда эпиграмму, из которой я помню только некоторые строчки: "Как пойдет ваш "Воевода", Все твердили наперед, То-то, то-то он дохода Нам в театре принесет. ...................... ...................... Появился "Сон на Волге", Да чуть всех не усыпил. ...................... ...................... Часто сон бывает в руку, А уж этот -- вон из рук". Здесь кстати можно привести и другие две эпиграммы Каратыгина на Самойлова, по случаю исполнения им "Короля Лира" и "Гамлета". Роль Лира Василий Васильевич играл с большим успехом и очень нравился публике, но это не помешало Петру Андреевичу, признававшему в этих ролях только своего знаменитого брата, В. А. Каратыгина, написать: Зачем Шекспира прах ты хочешь возмущать? -- Сказал бы я тебе, Самойлов, без утайки: На лире мудрено искусство показать Тому, кто целый век играл на балалайке. Когда-то дурака играл Самойлов в "Лире", Теперь он взял другую роль, И из шута вдруг сделался король!.. Вот так-то все превратно в мире. Как рассудить, уверишься в одном, Но только это все, прошу вас -- между нами: Что как дурак быть может королем, Так точно короли быть могут дураками. Впоследствии, когда Самойлов играл Гамлета в переводе Загуляева, и дана была новая богатая обстановка трагедии на Мариинской сцене, Каратыгин написал: Гамлет возобновлен был с роскошью большой, Дирекция о нем усердно постаралась; Сияло все блестящей новизной, Тень в транспаранте так эффектно появлялась... Короче, стал Гамлет совсем другой, И тени прежнего Гамлета не осталось. И этот же Каратыгин, восхищаясь однажды Самойловым в какой-то новой роли, применил к нему стих из Грибоедовского "Горе от ума": Браним его, а если разберешь!.. После празднования своего сорокалетнего юбилея В. В. Самойлов вышел в отставку и изредка стал появляться на частных и клубных сценах, где всегда делались ему большие овации с подношениями подарков и венков. Не входя в подробности и не разбирая причин его ухода с казенной сцены, следует заметить, что его характер в последние годы жизни стал весьма беспокойным, благодаря чрезмерно развившемуся в нем самолюбию. При реформе императорских театров, в 1882 г., Самойлов снова появился на родной ему сцене, на которой в продолжение четырех десятков лет он подвизался с громадным успехом. Новая дирекция, принимая во внимание его заслуги и несмотря на его почти десятилетнюю отставку, устроила Василию Васильевичу юбилейное празднество его полувековой деятельности. Торжество происходило на сцене Мариинского театра, который в этот знаменательный день был переполнен народом, устроившим необычайную овацию своему старому любимцу. Весь сбор с этого спектакля по указанию самого юбиляра был отдан на благотворительное дело. В этом юбилейном спектакле участвовали все труппы императорских театров, не исключая итальянской оперы и балета. Сам Самойлов, в это время уже слабый здоровьем, играл только один акт из драмы "Ришелье", заглавная роль которой считалась его коронной ролью. Утром юбилейного дня ему был пожалован орден св. Владимира 4-й степени, и в числе множества поздравлений, он принимал у себя депутацию от Петербургской думы вместе с городским головою. Устройством этого спектакля был сделан дирекциею шаг к примирению. Было решено вновь возвратить на сцену талантливого ветерана, и уже был заготовлен контракт, но, к сожалению этому не суждено было осуществиться, так как накануне дня, назначенного для подписания условий, Василия Васильевича поразил паралич... |