После месячного пребывания в сталинабадской тюрьме Н.Н. и А.А. были пересланы в Ташкент, где в это время полным ходом шло следствие по делу арестованных профессоров и преподавателей двух закрытых факультетов. Следствие длилось около полугода. Были предъявлены самые фантастические обвинения, в которых нужно было "признаться". Одним из главных пунктов обвинения был провал на факультетских выборах партийного кандидата -- вышеупомянутого ссыльного троцкиста из Ленинграда. В этом неподчинении партийным требованиям был усмотрен прямой вызов Советской власти, хотя этот троцкист сам был впоследствии арестован и расстрелян за антипартийную деятельность. Все ссылки на университетскую автономию еще больше подлили масла в огонь. Всякое чаепитие, всякая встреча за обеденным столом, всякое празднование именин были в глазах следственных органов контрреволюционными собраниями. Николаю Николаевичу предъявили особое обвинение в знакомстве с митрополитами Никандром и Арсением и в негласной консультации по церковным делам. Инкриминировалось также влияние на молодежь.
По истечении полугода Николай Николаевич, бледный, худой, еле державшийся на ногах, т.к. ноги ослабли, был выпущен вместе с другими на свободу впредь до вынесения приговора Москвой.
В январе 1932 года пришло решение: трехгодичная ссылка в Новосибирск.
В конце января Николай Николаевич уехал в Новосибирск, а в конце февраля, ликвидировав все наши вещи, уехала и я. Николай Николаевич уже работал в качестве экономиста в планово-экономическом секторе Западно-Сибирского Крайкомхоза. С этого времени началась тягостная для Н.Н., очень несвойственная ему служебная деятельность в учреждениях на должностях плановика-экономиста или статистика.