В воскресенье, когда причащались верующие, к Чаше подошла женщина вида интеллигентного и пожелала причаститься Святых Тайн. Когда я спросил её: "Кто вас исповедовал?" -- потому что я не исповедовал её, она ответила, что она ни у кого не исповедовалась. Тогда я спрос её: "Как же вы приступаете к Чаше?" Она мне ответила: "Я думала, что здесь ведётся общая исповедь". Тогда я сказал: "Здесь не ведётся общей исповеди, но если бы и велась, ведь вы и на общей исповеди не были?" Она ответила: "Нет, не была, но я прослушала молитвы перед причастием".
Это ужасно, но это вполне естественно. "Общая исповедь" приучает таинство принимать, как "покаянное настроение". Не всё ли равно, покаяться ли на "общей исповеди" или во время чтения молитв перед причастием? А разрешительная молитва -- пустая формальность, что за беда, что священник не прочел её? Ведь он не мог бы не прочесть её на общей исповеди?
Эта женщина была очень смущена и просила прощения, но я полагаю, что главная вина лежит не на ней, а на тех, кто общей исповедью создаёт возможность подобного отношения к таинству Причащения, вина лежит на том церковном беззаконии, которое допускается во имя приноравливания к духу времени.
По мере сил своих слабых веду и буду вести борьбу со всеми видами обмирщения церковного. Оно весьма многообразно, оно весьма многолико, общая исповедь -- это лишь капля из целого моря обмирщающих нас стихий; начиная с внешнего и кончая внутренним, везде вражья сила стремится поглотить церковность мирскими силами...
Несколько дней тому назад после поздней нашей церковной службы я еду домой и в окно трамвая вижу ярко освещенный кинематограф. Открыты большие ворота, точно чья-то пасть. Два больших столба по бокам этих ворот, точно белые клыки; в эту открытую пасть вливается такое множество народа, что видны одни головы. И представилось мне, что это именно и есть "мир", та мирская пасть, который поглощает человеческие души. И для кого это ясно, у того не может быть иного чувства к этому пожирающему человеческие души миру, кроме пламенной ненависти.
Однажды за нашим богослужением отец диакон по ошибке, произнося ектенью, сказал вместо "святого храма сего" -- "святой обители сей" -- и я поймал себя на неожиданном чувстве: эта простая обмолвка была необычайно мне по душе. В этом чувстве, может быть, несколько странном, сказалось моё постоянное тяготение именно к этой идее -- необходимости в наших условиях жизни созидания дух монастыря, дабы жизнь духовная, некогда строившаяся за монастырскими стенами, ныне строилась замкнуто в душах наших.
С Божией помощью мы приступаем к ремонту нашего храма . Будут промыты и окрашены купола, поправлена крыша, выкрашены стены и освобождены от покраски художественные колонны из белого камня.
Мы радуемся, что один из древнейших храмов, художественная ценность которого равна ценности храма Василия Блаженного, будет восстановлен в своём надлежащем виде.
Но радуясь этой работе, которая многих потребует трудов, которая потребует и некоторых материальных жертв, мы мыслью обращаемся к вопросу о внутреннем устроении Церкви. Ибо как ни велико значение этого внешнего улучшения храма и мы вполне понимаем необходимость всех этих внешних работ в Церкви, но они всё же нас обращают к главнейшему -- к внутреннему строительству церковной жизни...
Вчера подают мне записку, где просят молиться о епископе Андрее. Епископ Андрей в Уфе проповедует воссоединение со старообрядчеством, причём полагает, что он остаётся и православным епископом.
Наша церковная власть в лице заместителя местоблюстителя митрополита Сергия запретила его в священнослужении. Записка просит молиться о епископе Андрее. Пастырь должен сам решить, может ли он вознести в православном храме при наличии этих обстоятельств молитву ко Господу Богу, не погрешив против чистоты православия.
Вопрос этот не может быть решён формально. Формально можно помолиться, ибо запрещённый епископ не есть ещё отлучённый; пока он лишь запрещён, но не отлучён, он продолжает быть епископом православным, и в церкви православной можно помолиться и можно вынуть частицу и положить её рядом с Агнцем.
Но ведь есть епископы, которые тоже не отлучены, а только запрещены, в то же время за них никогда не повернётся язык вознести молитву в православном храме.
И сколько таких вопросов ставит жизнь перед пастырем!
Свободное копирование
