1888
Мне было лет шесть. Я спал с бабушкой. Комната была низенькая и всегда жарко-жарко натопленная.
Я проснулся среди ночи. В углу висело много икон. Лампадка особенно ярко освещала икону Воскресения Христова. Икона была старинная и очень уродливая, особенно один воин. Он стоял на коленях, странно дугой изогнув спину и схватившись обеими руками за шею.
Бабушка спала крепко. Я долго, внимательно смотрел на воина. Вдруг внезапный острый страх пронизал меня. Я боялся дышать. И вот мне стало казаться, что сейчас откуда-то с потолка спустится большой чёрный паук и укусит бабушку. Ошеломлённый этою мыслью, на несколько мгновений я застыл без движения, но не выдержал и со страшным криком бросился обнимать бабушку.
Я маленький-маленький был, в синей рубашечке; бабушка утром одёрнет её и скажет:
-- Ну, Ленточек, -- она почему-то меня звала так, -- теперь молись Богу.
-- Я вместе хочу!
-- Ну, хорошо, вместе давай.
-- Нет, ты постой, ты меня на руки себе возьми.
-- Будет шалить-то, видишь, ты какой тяжёлый.
-- Ну, милая, ну, бабушечка, возьми, так лучше.
Она в Вятку ездила. Как мы ждали её каждый день, с утра на лавочке за воротами. Поле широкое, дорогу видно за несколько вёрст. Едет, едет! Бабунчик едет. Я впереди всех. Маленький, худенький, шапка в траву слетела. Вот и она. Милая, добрая, бабунчик мой! Уж и целует, и целует волосы, глаза...
-- Что же ты плачешь, глупый, ну, на тебе грушу!
Я не слушаю, мне так жалко, так жалко чего-то.
-- Бабунчик, ты навсегда теперь к нам, навсегда! -- сквозь слёзы шепчу я ей на ухо.
-- Ах ты милый мой, ненаглядный внучек мой, Господь с тобою, полно. Ну конечно, навсегда...
Свободное копирование
