Три дня и три ночи живу в Петербурге. За это время я успеваю ознакомиться с городом, запоминаю названия отдельных улиц и площадей, а с наступлением вечера ухожу в ночлежный приют.
В спертом воздухе тесной ночлежки, в тяжелом тумане махорочного дыма и винных испарений, среди скопища пьяниц, босяков, нищих и многих иных представителей столичной голи — чувствую себя освобожденным.
Здесь нет места стыду. Все равны, все выброшены за борт, и никого не удивишь своим несчастьем. Но зато здесь не найти ни одного лица в маске. Тебя окружают обнаженные мысли и раскрытые сердца.
— В прошлом годе, — громко рассказывает один из ночлежников по имени Петька-Желудь, — зима дюже лютая была, а на мне покрышка летняя — рубаха да портки. И случилось это со мной в Москве. Что тут делать… Замерзать по-собачьи?.. Нет, думаю, шалишь, не зря мать рожала… Стану, думаю, как царь, задарма хлеб лопать да в тепле жить. Ну; ладно… Вот это я, действительно, заполз в полицейский участок и заявил себя Непомнящим… И я, братцы мои, до вешних дней просидел в тюрьме и бытовал по-княжески…
Дружным смехом встречается рассказ.
Хорошо запоминаю веселые карие глаза Петьки, его белые крепкие зубы, темный войлок волос на круглой голове и коричневую рванину на широких сильных плечах.
Свободное копирование
