* * *
Настоящая жизнь начиналась для меня только с того дня, когда я увольнялся из очередной столовой и уезжал к Черному морю. Каждый такой отъезд я считал последним и возвращаться в Ленинград не собирался. Я уничтожал дома все письма и лишние документы, брал с собой очередное приспособление для плаванья и уезжал сперва в Сочи — лечить сердце, болезнь которого за зиму сильно обострялась.
Так я поступил и в 1978 году, уехав, из Ленинграда в последних числах мая. Рукопись книги я оставил в тайнике. Осторожность подсказывала мне, что брать рукопись книги с собой в заплыв не стоит. Во-первых, рукопись занимала много места и при заплыве могла мешать, а, во-вторых, в случае ареста лишила бы меня возможности как-нибудь отвертеться. Я много думал о том, как передать мою рукопись на Запад. Я помнил адрес американского корреспондентского пункта в Москве, который дал мне Белов еще в 1968 году, но ехать туда следовало только в самом крайнем случае. После контакта с корреспондентом я был бы наверняка арестован.
В мае купаться в Черном море еще холодно. Поэтому курортников в этом месяце немного и мне удалось устроиться в гостиницу «Приморская» общежитие на 16 человек. Но меня предупредили, что если это место понадобиться кому-либо, боле достойному, чем я, то меня немедленно выселят. Такова практика во всех советских гостиницах, во всех городах.
Войдя в общежитие, я увидел сразу двух прошлогодних знакомых — пенсионеров. Один из них — бывший офицер, другой — крупный инженер. В прошлом году они жили вместе со мной в этом общежитии, играли в шахматы и мы познакомились. Тоже по-своему убивают оставшиеся дни своей жизни: кочуют из гостиницы в гостиницу, из одного курортного города в другой. Своим детям они больше не нужны, даже — обуза. А отделиться, получить отдельную квартиру — невозможно. Поэтому — кочуют. И так — круглый год. Пенсия хоть и много больше моего оклада за работу, но все равно не разгонишься. Поэтому снимают только самые дешевые койки в многоместных номерах, едят только то, что подешевле и потихоньку кое-что готовят в номере, хотя это и запрещено.
— Здравствуйте, Борис Михайлович! — подошел я к инженеру.
— Очень рад, Юрий Александрович. Здравствуйте! Хорошо, что вы, наконец, приехали, а то не с кем в шахматы поиграть, да и порядок поддерживать в общежитии будет легче. Вы — некурящий, я — некурящий, Иван Ильич — тоже. Заставим курильщиков выходить в коридор курить. Я боялся, что не дадут вам отпуск летом. Вспоминали вас с Иваном Ильичем.
Для них всех я по-прежнему был инженером. Никто не знал здесь, что я уже два года вынужден работать грузчиком. В прошлом году мы вели профессиональные разговоры, споры и тогда я не знал, как мне судить о себе: толи я живу двойной жизнью, притворяюсь, выдаю себя за другого, то ли я на самом деле — другой. Ведь если бы я сказал откровенно, что я — грузчик, то никто бы не поверил. Ну какой я грузчик? Разве может быть действительно грузчиком человек, написавший несколько научных статей и брошюр и пишущий теперь политическую книгу? Разве может быть грузчиком человек не пьющий, не курящий и не терпящий матерщины?
На другой день я пошел в Курортную поликлинику № 1 и купил курсовку на лечение. Лечение мацестинскими сероводородными ваннами очень популярно в Советском Союзе и не напрасно. После каждого курса лечения я чувствовал некоторое ослабление своей сердечной болезни. Кажется, и на мое общее состояние ванны тоже оказывали благотворное влияние. К сожалению, с каждым годом даже это дорогостоящее лечение становится все хуже и хуже. Появилась явная небрежность персонала при мы тье ванн и их заливке в соответствии с назначением врача. И это не удивительно: были произведены сокращения штатов и теперь каждый десяток ванн обслуживался только одной женщиной. Она бегом бегала от одной ванны к другой и все равно не успевала. А очередь, нервничая, еще подгоняла ее… Принимая ванны, я полностью соблюдал режим: не загорал, не купался в день ванн и лежал 2 часа после каждой ванны. Вместе с вдыхаемым морским воздухом, вместе с солнечными лучами и вместе с пузырьками газа, теперь уже не очень часто появляющимся в мацестинских ваннах, в мой организм все же возвращались бодрость и силы. Можно было начинать окончательную подготовку к побегу.
Однако, в начале надо было узнать, что же все-таки нового создали техники КГБ в области защиты морских границ за те 10 лет, что я находился в тюрьме. Я подозревал применение теплопеленгаторов, приборов ночного видения, телевидения и т. п. Я знал, что КПСС не пожалеет никаких средств на развитие и внедрение подобных систем на границах. Доказательством проведенных технических усовершенствований явилось озадачившее меня исчезновение ранее столь распространенных прожекторов и более либеральный подход к разрешению прогулок вблизи моря в темное время суток. «Значит, пограничники уверены в себе. Значит, они что-то имеют» — размышлял я. С целью получить больше информации, я запланировал поездку на пароходе в Батуми.