Глава 54. Теплоход «Карелия»
До 1961 года я работал простым инженером и жил впроголодь, от получки до получки, мысленно подгоняя время, подгоняя саму отмеренную и ограниченную мою жизнь, которую без денег и жизнью-то не назовешь. Теперь, работая уже не инженером, а грузчиком, я тем не менее был сыт и даже копил деньги. Таков уродливый советский образ жизни! Однако, я по прежнему жил урывками, но уже не от получки до получки, а от лета до лета. Даже свое 50-летие, в 1978 году я никак не отметил. Мои старые друзья знакомство с антисоветчиком прекратили, а новых я не завел. Даже с друзьями по концлагерю, когда я встречался с ними раз в год, я не делился своими планами на будущее. Тайна, которую знают два человека, — уже не тайна.
Ко мне из Донецка приезжал Петр Михайлович Муравьев. Он уже три года был на свободе но до сих пор не получал никакой пенсии. Организации, устанавливающие пенсии по болезни, игнорировали тот факт, что институт имени Сербского в Москве признал Муравьева психическим больным и на этом основании его 16 лет содержали в спецбольницах. Эти организации теперь считали Муравьева совершенно здоровым человеком, как это 19 лет назад признала Украинская психиатрическая экспертиза, и отказались платить ему пенсию. Другие организации отказали Муравьеву в пенсии по старости из-за пропажи его трудовых документов. Однако, Муравьев на самом деле был уже болен. 16-тилетние пытки не прошли для него даром. Он совершенно потерял память и у него появились другие умственные расстройства. Зарабатывать себе на жизнь этот 70-тилетний старик уже не мог. Что ему оставалось делать?
Какая-то сердобольная старушка приютила его у себя и помогала ему. Но ведь это не надолго! А что дальше? Мы вместе с ним ходили к юристу, но он ничего утешительного не сказал. Потом Муравьев посылал письма в Прокуратуру СССР и в Совет Ветеранов войны и они не дали положительных результатов.
Я так же виделся с Толиком Чинновым. Ему удалось поменять свою работу уборщиком на работу техником в топографической партии после того, как местные врачи заменили ему 2-ую группу инвалидности на 3 группу. Однако, о работе по специальности — инженером-химиком он не мог и мечтать.
Я часто думал о Саше Полежаеве, Василии Ивановиче Сером и других политзаключенных, оставшихся в спецбольнице. Как им помочь? Может быть, им могло помочь опубликование моей книги. Но для этого надо было сперва доставить мою книгу на Запад!
Я снова получил сигнал о том, что ленинградские диссиденты хотят познакомиться со мной. Я отклонил это предложение. То, что представляли диссиденты Шостак, Попов, Завадский и полковник Матросов, и то, что я слышал о диссидентах из передач заграничных радиостанций, создало у меня мнение, что «диссидент — это кто угодно, но только не антимарксист». Поэтому я не ожидал найти в их среде себе единомышленников. Кроме того, я не хотел ставить под угрозу свой побег и свою книгу. В среде диссидентов могли отыскаться еще Якиры и Красины, которые утопили бы мои планы обрести свободу в море своего раскаяния.
И я продолжал свою подготовку к побегу в условиях строжайшей тайны. Я пришел к мысли кое-что изменить в первоначальных планах. В частности, я заменил надувной матрац на одноместную надувную лодку без уключин. В лодке я мог сохранить свою одежду сухой, что имело значение в прохладные ночи. Я изготовил плавучий якорь, а мачту и парус оставил прежние. Не найдя нигде специального компаса, я купил обыкновенный туристский и наметил завернуть его в презерватив. Я сшил маскировочный чехол для лодки, достаточно вместительный для того, чтобы под этот чехол мог залезть и я сам. Лодка в маскировочном чехле при минимальном волнении моря должна была остаться незамеченной.