XXI
Охота с дедушкой. -- Заячьи облавы. -- Курьезы. -- Охота с чучелами. -- Случай от грозы. -- Сонная луковочка. -- Рассказы хозяина. -- Блеснение летнее и зимнее. -- Случаи.
Не один десяток раз ездил я с Савелием Максимычем, летом -- за молодыми тетерями, а осенью -- на балаганную охоту с чучелами, и везде и всегда он был тем же милым товарищем.
Конечно, и на этих охотах нам приходилось несколько раз ночевать и просто под открытым небом, и в полевых избушках. Все эти охоты так обыденны, что, право, их описания уже набили оскомину, и говорить о них, как об охотах, конечно, не стоит, тем более потому, что шли они всегда шаблонным путем и ничего особенного тут не случалось.
С осени же начинались заячьи облавы, которые и делались уже целыми компаниями. В них мой милейший дедушка был обыкновенно распорядителем по знанию как дела, так и местности. Вот тут бывали разные курьезы или, лучше сказать, неприятности, потому что не все охотники одинакового покроя с дедушкой и всем угодить по курьезным претензиям невозможно. То номер попал неудобный, то сосед не по сердцу, то он стреляет на чужую линию, то добил пропадающего зайца и присвоил себе -- да мало ли что тут бывает, и стоит ли говорить о всех этих дрязгах, которые и курьезны, и ребячески забавны; хотя все-таки они интересны, но только по личной характеристике и не имеют значения для постороннего читателя, а личный сор выносить неудобно, да и не следует. Итак, сдадим их лучше в архив барнаульских хартий и скажем о чем-нибудь другом.
Странно только, что на всех барнаульских заячьих облавах, которые производятся по островам, отдельным большим колкам, займищам и, наконец, лесным участкам, крайне редко выгоняют лисиц и тем более волков, тогда как и те и другие в большом количестве живут около Барнаула и шляются по тем же местам за зайцами. Специальных же облав на волков при мне не устраивалось. Почему это так -- объяснить не умею. Просто как-то не принято, а следовало бы.
Никогда я не забуду, как однажды покойный Е. Б. Пранг, милейший из милейших человек, стоял на заячьей облаве рядом со мной. А надо сказать, что снег был уже очень глубок и все волей-неволей надели лыжи. Нам пришлось в этот раз быть на крайних номерах. Вот я и вижу, что далеко выскочил заяц и тихонько поскакивает к нам. Увидал его и Пранг и показывает мне пальцем -- дескать, не зевай, а сам начинает приседать, потому что против него чистое место -- только одни небольшие кустики. Вот заяц и поближе подскакивает, а Пранг все больше и больше приседает. Ну, думаю, что тут будет. Видя уморительную фигуру товарища сбоку, просто не могу удержаться от смеха. Пранг заметил мое поведение и тихонько погрозил мне пальцем. Прошла еще пауза; вижу, что мой милейший сосед прицелился и выстрелил. Заяц перевернулся на месте, а Пранг в тот же момент полетел через голову, в глубокий снег, так что на поверхности остались одни ноги и болтающиеся лыжи.
Видя эту картину, я чуть не умер от смеха!.. Пранг барахтается и никак не может подняться из снега. Я подбежал к нему на лыжах и помог ему выбраться. Он, обтираясь и отряхиваясь от всюду засыпавшегося снега, хохоча сам, увидал лежащего зайца и самодовольно сказал:
-- Ничего!.. А все ж таки я убил подлеца!..
Вроде этой же истории была катастрофа и с аптекарем М. А. Сандзером, тоже на заячьей облаве; этот зрелый и веселый человек был также на лыжах, но, не умея ими орудовать, шел плохо и подтрунивал над другими. Вот наконец стали все на места, а Санд-зер все еще возится и обламывает сучки на деревьях. Вдруг заревела и затрещала облава!.. А зайцы, как нарочно, штуки по две и по три полетели во все стороны; началась повсюду пальба; Сандзер как-то неумело повернулся и полетел на спину в снег. Вот он барахтается, вертится во все стороны, но проклятые лыжи совсем его спутали и не дают подняться. Он сердится, кричит:
-- Помогите же встать!
Наконец, бранится и все-таки еще более забивается в снег, а зайцы, видя пустой интервал, буквально летят и прыгают через него.
Всем, конечно, не до Сандзера, все стреляют, хохочут от души и кричат ему:
-- Ничего, полежи!.. Вперед не будешь просмеивать!..
Так он, бедняга, и проболтался в снегу во все время загона. Наконец его выручили, и он уже сам хохотал чуть не до истерики.
А сколько курьезов бывало и на чучелиной охоте, когда ездили компаниями, причем, конечно, некоторые выпивали и за себя, и за здоровье Гавайской королевы!.. А очень нередко преспокойно засыпали в своих балаганах; а тетери, как нарочно, садились на их деревья и уже после долгой паузы падали от винтовочных выстрелов какого-нибудь ближайшего соседа. И тут, конечно, смеху и удовольствия было немало. Вот те и Гавайская королева! Не пей за ее здоровье!..
Конечно, в подходящей компании весело и нахохочешься иной раз вдоволь, но все-таки лучше, когда поедешь вдвоем или втроем с дружными товарищами, которые без особых претензий и выпивают только за свое здоровье. Тут и ночлеги гораздо удобнее и наговоришься по душе да по сердцу.
Так вот однажды и попал я на ночлег в теплое зимовье все с тем же милейшим Козловым. Вечера осенние длинны, хватит и на чай, и на ужин, да и после много останется; вот уляжешься на неприхотливое ложе и от нечего делать поневоле толкуешь либо с гостеприимными хозяевами, либо вспоминаешь старину с дедушкой.
Вот как-то заговорили о грозе, и старик хозяин рассказал нам разные случаи, бывшие на его памяти, но так как в них не было ничего выдающегося, то я, вспомнив один курьезный случай, попросил их послушать.
-- Было это в 1861 году, когда я служил приставом Алгачин-ского рудника в Нерчинском крае. В числе прочих служащих был тут унтер-штейгер Алабышев, который ходил в присмотре за рудничными работами; у него росла дочь Матрена -- девушка уже невеста, лет восемнадцати. А надо вам сказать, что там все девушки носят обыкновенно две косы, которыми и повивают вокруг головы, что очень удобно, опрятно и красиво, особенно при густых хороших волосах.
Вот однажды летом Алабышев поехал со своей Матреной в Александровский завод -- это в 35 верстах от Алгачей. Возвращаясь домой уже под вечер, конечно, по обыкновению, на одном коне и в простой тележке, он стал уже спускаться с большого и крутого Алгачинского хребта, что всего в 4 верстах от селения, как вдруг их накрыла страшная синяя туча. Дождь полил как из ведра, замелькала повсюду молния, и страшные раскаты грома оглушали уже всю окрестность. Алабышев закрыл свою Матрешу потником, а сам натянул запасный зипунишко и тихонько спускался с горы; но дорога ослизла, конь катился, а тележонка вертелась на облипших глиной колесах... Как вдруг черкнула молния, раздался в то же мгновение страшный удар грома, и мухренький конишко упал от испуга, но тотчас поправился и поднялся на ноги, а Алабышева сильно оглушило на одно ухо. Вот он, видя, что тут ничего особенного не случилось, испугался только за дочь и тотчас посмотрел на нее под мокрый потник и тревожно спросил:
-- Матрена? -- Она откликнулась и взглянула на него испуганными карими глазами. -- Ну слава Господу!.. ничего! -- сказал он и поехал дальше.
Добравшись благополучно домой, Матрена, конечно, тотчас выскочила из тележки и убежала в избу, а старик повел скорее коня под наветь. В избе, понятное дело, пошли разговоры, расспросы матери, ответы дочери, и все бы кажется ладно, да вдруг мать увидала, что у Матрены нет обеих кос, а дочь этого и не заметила. Она тщательно отжимала промокшую юбку своего платья. Но вот мать всплеснула руками и с испугом спросила:
-- Матреша!.. Да у тебя косы-то где же?
Та, конечно, схватилась за голову, пощупала и обвела руками, но, не найдя кос, побледнела как полотно и, едва сказав:
-- Не знаю! ей-богу -- не знаю, маменька! -- захватила лицо руками и заплакала, как ребенок...
Тут пришел в избу отец и, жалуясь на погоду, стал снимать промокший зипун.
-- А ты видел, что случилось с Матреной? -- сказала ему жена.
-- А что! Ничего, говорит, не видал; чего она ревет, как по покойнику?.. Дура!..
-- Ну за что ты бранишься? Погляди хорошенько, где у ней косы-то?
Вот поглядел и отец, уставился в недоумении и не знал, что сказать, а развел руками и подумал уж что-то недоброе, что бывает с гулящими девками.
-- Как же так? Ровно (будто) были, как мы поехали из завода? Вот еще оказия-то!.. -- говорил он, унимая Матрену.
Посудили, порядили и ни к чему не пришли, а кому-то из них уже после пришло в голову посмотреть в тележку, где и нашли, к удивлению всех, как обрезанные, две черные косы, которые, словно большие пиявки, лежали на дне тележки!..
Оказалось, что их отстригнуло молнией и ничего больше не тронуло; даже на потнике, которым была накрыта Матреша, никакого следа не осталось!.. Значит, это случилось так моментально и так чудодейственно силою грозы, что Матрена ничего не слыхала!..
-- Вот так диковина! -- сказал хозяин нашего помещения и хлопнул руками. -- Это уж, барин, Господь наказал эту Матрену, зачем она две косы носила, когда и в писании сказано, что девки должны носить только одну... Вишь, оно дело-то какое!.. Оказия, брат, и есть!.. Супротив Бога не ходи -- нет!.. Он, батюшко, найдет, от него и в земле не упрячешься -- достанет и тут!.. Да, барин. дивное диво!.. Как отстригнуло, что и не слыхала!.. Оказия!..
-- Действительно, дивные дела творит Господь! -- сказал, усаживаясь на свое ложе, и Савелий Максимович. -- Да вот, откровенно говоря, знаете, какая штука со мной случилась? Был я молодым еще парнем, но уж женатым. Вот и побежал однажды весной за утками... Набил много да и пошел домой. Забрался я, знаете,. с Оби на Турью гору, на самый крутой елбан, да и сел отдохнуть; думаю, посижу маленько, остыну, а то жарко стало, как на Крутик забрался. Вот, значит, сижу; сижу да и ковыряю от нечего делать землю; ковыряю да и выдергиваю травинки... А вот какая-то и попала под пальцы крепкая; тяну, а она словно упирается, нейдет... Вот я и посильнее; смотрю, вытянулся корешок, а от него дальше тянется будто волосовинка. Думаю, что за диво?.. Взял да и подкопал тихонько пальцем землю; гляжу, а там и сидит такая малю-хонькая беловатая луковка, словно репочка. Постой, мол, попробую, какого она вкуса!.. Вот я обчистил эту луковочку от земли, положил в рот, да и пожевал маленько -- и покажись она мне такой вкусной да сладкой, я и проглотил. Ну проглотил, значит, посидел немного и поманило меня на сон. Вот я прилег -- да ничего и не помню.
Много ли, мало ли я проспал -- не знаю, но чувствую, что я стал зябнуть и, не соображая, знаете, того, где я нахожусь, ищу рукой покрывало, дескать, накроюсь; хватаю, хватаю и ничего найти не могу... Думаю, что за оказия!.. Вот я очувствовался -- и вижу, что я лежу на самом Крутике елбана весь мокрый, и на небе зоря красноватая -- то ли перед утром зорится, то ли перед вечером погорает -- сообразить не могу!.. Посмотрел около себя -- вижу, ружье и утки лежат, тоже мокрые от росы... Тут только я и понял, что это утро, а вот, мол, и заря начинается из-за Оби. Тут я и вспомнил уже все, что было, и так испугался, что подхватил дичь и ружьишко, да и давай задувать к дому. Пришел -- только солнышко всходить начало, а дома уж беспокоятся и верховых послали разыскивать...
И вот теперь уж много лет тому назад, а я всякий раз, как только доведется быть мне на этом увале, уж непременно покопаюсь в земле; все, видите, думаю, что опять найду такую же луковку; да нет, не могу натакаться... А ведь не одна же она и выросла тогда на этом месте. Все охота найти да показать ученым людям, чтоб определили, какое такое растение так скоро на меня подействовало и совсем из ума было выстегнуло.
-- Вот бы вам, Савелий Максимыч, тогда же отыскать стебелек этой луковки и принести домой -- вот и нашли бы, что за растение.
-- Да то-то и есть, что мне тогда и в ум не пришло об этом, а я как очнулся, так только давай Бог ноги, убежал без оглядки.
-- А это, поди-ка, нечистый подшутил над тобой! -- сказал старик хозяин. -- Вот ты и очумел сразу; а ён, брат, мотри, каки колена иной раз выкидывает -- беда!.. Вон, сказывал мой дедушка, что случилось с ним единожды в пути, значит, на дороге. Дак ночью к нему сатана-то явился -- товарищем да и завел его зимой на край яра и говорит: "Ну вот и приехали!" Вот старик-то и хочет быдто во двор въехать, а конь-то, значит, упирается, нейдет; вот он его понужать -- нейдет, козлит, да не слушает. Дедушка-то и говорит; "Господи Иисусе Христе! Что такое случилось!" Глядит, а товарища-то уж и след простыл -- нету!.. А ён, значит, завел его меж двух кустиков, да и поставил на самом обрыве, над Обью!.. Вот не створи-ка дедушка-то молитвы да сунься в эти ворота нечистого -- дак только бы косточки сбрякали!..
Свободное копирование
