На Алтае - 57

   Делая этот краткий обзор, считаю нелишним сказать, что со времени заселения Алтая еще в прошлом столетии было обращено внимание на образование юношества и первая школа была учреждена в Змеиногорском руднике в 1779 году; а затем в 1816 г. была тут же построена первая железная дорога на протяжении двух верст с тою целью, чтоб по этому пути доставлять руду на сереброплавильный завод.

   Теперь я, как истый охотник, перейду к этой страсти и скажу, что, поселившись в Барнауле, я познакомился с известным местным охотником и милейшим человеком Савелием Максимовичем Козловым. Эта уважаемая личность может вполне назваться старожилом города Барнаула; имея уже почтенные года, он знает не только все близкие и далекие окрестности, но лично знал и всех тех больших и малых охотников и не охотников, которые по своему положению имели значение по служебной иерархии как Барнаула, так и целого Алтая.

   Вот кого надо послушать, чтобы составить себе понятие о бывшей жизни и бывших людях в Барнауле. Он -- настоящий живой архив всевозможных сведений местного бытия; рассказы Савелия Максимовича увлекательны по их содержанию, потому что он по природному уму и меткой наблюдательности ничего не пропускал и живо схватывал все, что только выходило из ряда обыденной жизни. Конечно, всего не упомнишь, но я по возможности при случае постараюсь познакомить читателя с этой уважаемой личностью.

   Много искрестил я с ним и полей, и лугов, и воды, на совместной охоте, и всегда, и везде он был верен себе как по знанию дела, так и по достоинствам человека.

   Козлов смолоду был бедным человеком, а вместе с тем страстным охотником и рыбаком, а по ремеслу -- хорошим скорняком, что сперва и поддерживало его материальное благосостояние. Воспитывался он у отставного солдата времен Екатерины II, великого оригинала, и потому можете судить, что он испытал и пережил в свои юные годы. Вот уже вполне натерпелся и холоду, и голоду; но все эти лишения не могли поколебать его честных правил, достоинств человека и той великой веры в самого себя, которая только укрепляла его могучую натуру и находила покой в его твердых убеждениях и любящем добром сердце.

   И странное дело, а какой курьезный случай поправил его тяжелые обстоятельства.

   Вот что рассказывал мне однажды Савелий Максимович.

   В настоящее время проживает в г. Томске.

   -- В старые годы у нас дичи было пропасть повсюду. Вот изволите знать нынешнюю больницу Красного Креста? Тут был все лес, и мы, охотники, нередко бивали в нем тетерь, особенно осенью. Бывало, только выйдешь на верхнюю улицу, глядишь -- и сидят по деревьям... Кругом ведь бора были страшенные, далеко ездить, как ныне, не приходилось, тетеря были дома... А этой утки и гуся что было, так теперь никто и не поверит, кишмя кишело почти под самым городом... Бывало, только сбегаешь пораньше утром на протоку -- ну и тащишь беремя домой. Да и утка-то разве такая была, как теперь? Нет, ничего не боялась: бывало, идешь мимо, а она только поглядит да и потянется потихоньку в траву. Чего и говорить -- утки было, как грязи! Тут и плодилась повсюду вблизи города.

   Вот, знаете, кажется, в конце тридцатых годов и приехал сюда горным начальником Бегер -- страстный охотник.

   -- Так я его знаю, Савелий Максимыч, такой лысый и большеносый, с красным лицом; потом он был начальником штаба, -- сказал я.

   -- Ну вот, он самый и есть. Вот, знаете ли, и пошла молва, что новый начальник бьет дичь наполету. "Как мол так? Может ли быть?" -- говорили все. А мы тогда, откровенно говоря, стреляли только сидячих, да и то с сошек. Тогда наши охотники удивлялись даже и тому, кто бил с руки, значит, без сошек; а тут вдруг стали говорить, что Бегер бьет наполету -- ну и не верили. Вот и стали потихоньку ездить за ним да подглядывать; а как увидали сами, своими глазами, вот тогда и поверили, да и начали, кто половчее, пробовать и учиться. Ну с тех пор и пошла потеха. Тут и я стал постреливать влет. Вот с Бегера мы и дупелей узнали, а то и не понимали в них толку -- чуть их ногами не пинали весной.

   -- Экая глушь тогда была у вас, Савелий Максимыч!..

   -- И не говорите!.. теперь вспомнишь, так самому смешно делается. А тогда все наши главные охотники, служащие да советники Горного правления, все были люди -- эвот какие! с брюшком, в три подбородка! Идет, так далеко услышишь -- пыхтит, словно паровоз. Ну, конечно, где же им было гоняться за Бегером! А тут как-то раз они и поспорили с начальником, что ему раньше их не убить уток весною: дескать, он хоть и бьет налету, а скрадывать не умеет, ползать не станет, да и рано утром ему не встать. А весенняя утка знаете какая -- хитрая.

   Я, конечно, этого не знал и о их споре ничего не слыхал, а только подошла весна, я и начал ходить с ружьишком по лывам, где в это время прежде всего появляются первые утки. Вот иду раз рано утром и вижу, что сидит на лывке парочка серых; ну-ка я их скрадывать, ну-тко скрадывать, подполз, выждал, как они сплылись, стрелил да и убил обоих. Вот, знаете, только я встал, подобрал уток, зарядил ружье -- слышу, что кто-то едет, колеса постукивают, а вот и увидал, что едет Бегер в тележке, на парочке. Я, конечно, встал, вытянулся по-солдатски и снял шапку. Он ту же минуту увидал, что у меня за поясом две большие утки, велел кучеру остановиться, подманил меня пальцем и сказал: "Здравствуй, братец!" -- "Здравия желаю, мол, ваше превос-ство!" -- "Ты, -- говорит, -- чей?" -- "Козлов, ваше пр-ство!.. Вот, что собольков выделывал вашей супруге".

   Тут он огляделся во все стороны, подманил меня еще ближе к тележке, взял этак за плечо да и говорит, подавая мне червонец: "Послушай, Козлов!.. отдай, брат, пожалуйста мне этих уток, но только смотри: пока я жив, не говори об этом никому!.. Слышишь -- никому!.. Ни полслова!.. А мне их нужно -- понял?" -- "Понял, ваше пре-ство!.. Вот возьмите уточек и никакого червонца мне от вас не надо, а я буду счастлив, что угожу вам!.. " -- "Нет, нет!.. пусть червонец останется тебе на память, а ты, в чем будешь когда-либо нуждаться, приходи ко мне, я тебе помогу; но помни, что я тебе сказал -- молчи!.. Молчи, как могила!.. " -- "Будьте, мол, благонадежны, ваше пр-ство! Не тот я человек, чтоб не исполнил вашего желания и не сумел сохранить эту тайну". -- "Ну то-то же, Козлов, смотри!.. А все, что тебе нужно, приходи ко мне".

   Я, конечно, поблагодарил, а он заворотил лошадей и уехал домой. Пошел я потихоньку за ним же следом; пришел к своему воспитателю и, конечно, ни слова не сказал, что встретил начальника и что получил червонец за уток -- молчу; а деньги спрятал подальше, чтоб как-нибудь на глаза не попаяй. Да вот с тех пор, откровенно. говоря, сохранял эту тайну. А прежде, надо заметить, тут и жалованье выдавали все золотом; даже у рабочих этих полу-имперьялов было немало почти что у каждого; тогда весь расчет велся здесь на звонкую монету.

   -- Ну и что ж вы, Савелий Максимович, не воспользовались приглашением Бегера и его помощью?

   -- А вот я вам и хочу сказать, что он-то и поставил меня на ноги. Хотя я сначала и стеснялся идти к нему и просить о чем бы то ни было, да и думал, что такой большой человек, конечно, давно забыл обо мне, маленьком человечке; но вышло не так, он помнил свое слово не хуже меня. Даже, знаете, обиделся, что я не иду к нему и ничего не прошу; а раз, встретив меня на улице, выговорил об этом и тут же расспросив, где и как я живу, велел строить мне дом. "Да как же, мол, ваше пр-ство, на что я построю?" -- "Не тужи, -- говорит, -- об этом, Козлов! Все будет, а ты только выбери себе место и скажи мне".

   Так я и сделал: думаю, отчего же, в самом деле, не воспользоваться таким случаем? И доложил ему, когда нашел вот это самое место, где и теперя живу. Вот он и приказал навозить мне лесу, кирпичу и послал рабочих людей; а тогда их было в казне столько, что не знали, куда и девать лишних. Ну, и пошла постройка, а он сам иногда приедет да и посмотрит, либо спросит, что нужно... А потом он, изволите видеть, давал мне разные поручения, и я поправился. Так вот что сделали эти уточки! Чрез них я человеком стал! И чтобы я ни просил -- отказу уж не было. Дай Бог ему царство небесное!.. Для меня он был настоящим благодетелем.

   -- Да, батенька!.. Вот видите, что значит угодить вовремя такому человеку и суметь сохранить его тайну. И мало ли мы видим подобных примеров по истории.

   -- Все это верно, Александр Александрович, на то она и жизнь, а люди -- везде люди!.. Да вот здесь были купцы, богачи Пуртовы, посмотрите-ка, что они делали и какую силу имели!.. Беда!.. Вся торговля была в их руках, а народ они не обижали -- ни Боже сохрани! А еще что, например, делали: придет, бывало, крестьянин да и просит продать ему хорошего тонкого сукна на поддевку; что ж бы вы думали? Этот же Пуртов и начнет его бранить, зачем он тратит деньги да и покупает то, что ему не подходит... Ну и урезонит его взять что-нибудь попроще -- дескать, по барыньке и говядинка!.. Так и не даст. Эти Пуртовы и охотники были хорошие, и каких только ружей у них не было!.. Целая стена была завешена и старбусами, и лазаринами -- и чего-чего тут только не висело!.. Бывало, глядишь, так слюни бегут, глаза разбегаются... А пришло потом время -- так куда что девалось!..

   -- Вот те раз!.. Это почему же? -- спросил я, недоумевая.

   -- Да видите ли, Пуртовы, откровенно говоря, как и все тогда богатые люди, любили выпить; ну, а как перехватят маленько, так и черт не брат, никому спуску не давали!.. А если, например, зовут кого, да не приедет -- вот и обидятся; зато уж как попадешь в руки, так силой затащат, двери на замок и не выпустят, пока не натешатся!.. А эта потеха-то иной раз суток двое, трое и продолжается, ну, конечно, и всячина тут бывала... А в то время был тут стряпчим кровопивец Шайдуров, так только один Господь знает, что он с ними выделывал! Беда! А я тогда был еще подростком; Пуртовы меня любили и доверяли; вот я у них и живал подолгу, так вдоволь нагляделся на все это. Бывало, так и навьючат воза да и велят отвезти -- кому? Шайдурову!.. Тут и ружья дорогие, и рысаки, и иноходцы совсем в упряжке -- все переходило с Пуртовского двора во двор к Шайдурову!.. А он, подлец, бывало, и спасиба не скажет, ломаного гривенника не даст за доставку!..

   -- Как же это, Савелий Максимович, дозволяли Шайдурову так безобразничать? Уж неужели на него и власти никакой не было?

   -- Э-эх! Александр Александрович!.. Так тут разве меченое посылалось?.. А этакую приказную строку разве кто усчитает? Такие карамболи подведет, что и в нос не бросится!.. Да и было ли что хуже этих чернильных пиявок! Высосут, хоть кого высосут!.. Ну, а сами Пуртовы были люди малограмотные, простые, вот и за правое дело возили возами, а сутяжиться не любили. Плюнут да и отдадут собаке что ни лучшую кость...

   -- Что ж, значит, Шайдуров стал потом богаче Пуртовых?

   -- Ну да, к тому подходило; но все не впрок пошло. Господь наказал этого кровопийцу -- пропал как собака.

   -- Ну, а вы, Савелий Максимыч, езжали с Пуртовым на охоту?

   -- Что вы -- езжал не один раз; только я тогда с ними не охотился, а больше находился при обозе.

   -- При каком обозе?.. На охоте-то?..

   -- Гм!.. Так Пуртов разве так ездил на охоту, как мы с вами?.. Не-ет!.. Он назовет с собой целую компанию -- ну и везет с собой всякую всячину, и людей, и поваров, и закусок, и вин -- вот и выйдет обоз!.. Ну и бражничают до положения риз, а охота-то тут уж на втором плане... Да кроме того, он оставлял меня больше дома -- наглядывать, чтоб чего не случилось. Вот и дочки у него были, так тем он не доверял, держал их строго; а бывало, как уедет куда -- вот и запрет их на замок, дескать, лучше, меньше соблазна для девок... А кончилось тем, что нашлись молодцы, развязали концы, так подстроились, что и замки не сохранили -- только они-то целы и остались! Ну, а к девкам-то и ключи подобрали!..

   Впоследствии, уже в мое время, большой каменный дом Пуртовых был уже сгоревшим и считался во владении Ф-ки. Его купило городское общество, отделало заново и ныне в нем помещается городская библиотека.

   -- А вы, Савелий Максимович, помните, когда был начальником Алтая знаменитый Фролов? -- спросил я после паузы, оставив пуртовских девок под крепкими замками.

   -- Помню, да и как не помнить такого человека!.. Вот уж, откровенно говоря, была голова!.. Одна не бедна, да все знала до дна!.. Ну и власть у него была полная; это не то, что теперь: один не тянет, другой не везет. Нет, у Фролова все бы из гужей повылезли да повезли без подстежки. Нет, у него бы не стали показывать пальцами да говорить -- моя хата с краю, ничего не знаю. Не стали бы задирать голову, как нынешние мировые, да, не понимая, в чем состоит настоящая гуманность, поблажать всякому прохвосту -- нет!.. Он бы утер замаранное-то в пушку рыльце!.. Фролов был всему голова, и ничего без его ведома не делалось. И вот все, что вы видите хорошего, все капитальные постройки, и самый дом начальника, и лазарет, и горное училище и проч. -- все дело рук Фролова. А по заводам, по рудникам, что он понаделал!.. Это не чета нынешним! Фролов был человек именитый, одно слово -- начальник!.. Правду он говорил, как рассаживал тополевую аллею по песчаному грунту; и когда ему доложили, что в песке тополя не вырастут, посохнут, врете, говорит, дураки, головешку посажу и отрастет! И выросли!.. Вон и теперь стоят по Московскому тракту.

   -- Все это верно, Савелий Максимыч, и я убежден, что у Фролова действительно отросла бы и головешка -- это видно уже по тем сохранившимся документам, которые мне доводилось видеть в горном архиве. И знаете ли что? Я однажды читал стихотворение местного пиита, который сказал так:

   Видал, как дельно работая, Один владыка тут царил -- Фролов, бессмертный для Алтая! И царь недаром говорил:

   -- Там, где Фролов, -- закон не нужен.

   -- И не был край при нем сконфужен...

   -- Ну, это и верно, что ему краснеть не приходилось, -- сказал дедушка и продолжал: -- Хлопотливое было времечко, и трудились все, и курьезов было немало. Бывало, смех, да и только!.. А во всем была старина-матушка, патриархальность!.. Одевались не этак, как теперь, и экипажи были не такие... Что ни возьмите: хоть сани, хоть дрожки или самые кареты -- все это допотопщина!.. Запрягали в них четвериком, а то и шестериком!.. Бывало, выедет в праздник начальник, ну так и видно, что генерал едет -- все дорогу дают; а на запятках поставят одного, а то и двух казачков в ливреях -- беда! Он небось в соборе к свечам не становился, а как гоголь стоял впереди на подобающем месте; да и смей-ко у него кто не явиться к молебну, как теперь, нет!.. Об этом и думать боялись. Ну, а в простые дни -- так уж простота была непомерная...