На фото: Тюльпан желтый (дикий) в песках южного Казахстана (фото: http/meteocenter.hut1.ru/baikonur/index.htm)
Псих, не псих, попробуй разберись
Кафедра психиатрии нашего института была организована в 1935 году на базе областной психиатрической больницы. Первым её заведующим был избран 32-летний кандидат медицинских наук Петр Фаддеевич Малкин. В 1953 году, в разгар "дела врачей", уже профессором П.Ф. Малкин из института был уволен в связи с выявленной "принадлежностью к партии анархистов". Что-то такое то ли было, то ли нет в его далекие гимназические годы. Лопнуло "дело врачей", его реабилитировали. Не извинились за поклёп, хотя он был известным в Союзе психиатром. После реабилитации в наш институт не вернулся, уехал в город Куйбышев (ныне - Самара). Там он занял должность зав.кафедрой психиатрии в мединституте (умер в 1971 году).
Мы слушали лекции профессора, встречались с ним в больнице, он несколько раз приходил к нам в группу, когда мы занимались больными. И, конечно, были потрясены его внезапным увольнением по явно надуманному поводу. Но тогда повсеместно увольняли евреев-врачей, записав их всех одним махом во враги. И никто и пикнуть не смел в защиту...
Практические занятия на базе областной психиатрической больницы вела с нами Кира Вангенгейм, позже она станет профессором и заведующей кафедрой. Для нас беседы с больными были потрясением. Мы попали в иной мир. Красноречие и фантазии больных, страдавших шизофренией или маниакальным синдромом, невозможно было воспринять в "трезвом уме". Преподаватель перед каждым пациентом предупреждала нас:
- Крепитесь, смеяться нельзя. Сразу потеряете контакт с больным.
В нашей подгруппе было около десяти человек. Молодые, смешливые. Как же было вытерпеть и не смеяться, когда мы такие невообразимые вещи слышали от сидящего рядом пациента... Прятались друг за друга. Совали кулак в рот, чтобы вслух на расхохотаться. Слушали и смотрели больных, и думали, насколько же хрупка психика человека.
Мне поручили курировать больного с синдромом навязчивой идеи (паранойя, параноидное состояние). Я с ним занимался ежедневно по одному-два часа в течение недели. Здесь не нужен был фонендоскоп и прочие наши инструменты. Всё сводилось к разговорам, я спрашивал, больной рассказывал. После знакомства с ним, помню, пришел к нашему преподавателю и говорю:
- Кира Алексеевна, или мой пациент здоровый человек, или я больной. Ничего я не понял, не нашел никаких признаков психического заболевания. А ведь больной уже несколько лет не выходит за стены больницы...
- Не спешите с выводами. Еще и еще раз расспрашивайте, анализируйте. Не очень наседайте с прямыми вопросами, больной может замкнуться или вообще выйти из себя. Не забывайте, что вы всё-таки не в терапевтическом отделении... Ищите зацепку, которая помогла бы вам разобраться в состоянии больного.
Мой пациент еще до войны заметил за собой что-то странное:
- Понимаете, я обратил внимание на одну свою способность. Упорным взглядом мог заставить человека его почувствовать. И он на него оборачивался. Я выигрывал даже пари со своими товарищами.
Потом мой пациент был на войне. Ранен и контужен. Окончил сельхозинститут. И вновь вернулся к беспокоившему его явлению. Стал читать научную литературу. Ответа для себя не нашел. Всё больше утверждался в том, что мысли могут передаваться.
- Понимаете, мысли это биотоки. Биотоки порождают электромагнитные волны в головном мозгу. Значит, их можно уловить, какими бы они слабыми не были. Да, уловить, значит, записать. Далее последует расшифровка. Над этим и работал.
Изобрел он аппарат "Биофон" для записи биотоков (мыслей). Ездил в Москву с целью предложить его Комитету по изобретениям и органам разведки. А затем последовала увлекательная детективная история преследования то ли "врагами", то ли конкурентами.
- Я жил после войны в Риге. С чертежами своего изобретения отправился в Москву. В Минске у меня была пересадка. Вдруг в зале вокзала я заметил двух братьев.
- А что за братья?
- Я с ними познакомился в предыдущий приезд в Комитет по изобретениям. Они работали примерно в той же области, что и я. Мы там немного поговорили. Сказал, в самых общих чертах, чем занимаюсь. На том расстались.
- Они тоже в Риге жили?
- Нет. Не помню. Потому и удивился, что увидел их Минске. Значит, они за мной следили.
- Испугались?
- Не то, чтобы испугался, но, понятно, разволновался. Тем более, что заметил, как один из братьев посмотрел на меня и сразу отвернулся. Сразу понял, делают вид, что не узнали меня, значит, это неспроста.
- И..?
- И постарался как бы неспеша выйти на перрон, дождался какого-то поезда и перед самым его отходом впрыгнул в вагон. Через недолгое время я в соседнем купе услышал голос одного из братьев. Они о чем-то говорили между собой. О чем я мог подумать?
- О преследовании?
- Вы правы. Я даже ухитрился заглянуть в то купе. Убедился - они. Дождался какой-то станции и чуть ли не на ходу спрыгнул. На мое счастье вскоре подошел поезд, шедший в обратном направлении. Купил билет, доехал до крупной станции. И вышел опять же в последний момент. Понимаете, петлял, как заяц, заметая следы. Понял, что они охотятся за моими чертежами, я их вез в Москву.
- Странная ситуация...
- Да, мне было уже не по себе. Но, главное, не успел я войти в здание вокзала, как вновь заметил этих братьев. Сомнений у меня не осталось, и я обратился в милицию.
- Что было дальше?
- Тех братьев задержали. А в милиции мне сказали, что дело сложное, и они просят меня пару дней пожить в гостинице, пока они во всем разберутся. Помню, что меня привезли в гостиницу. Удивился тогда, почему сотрудники гостиницы ходили в белых халатах...
Самое интересное для меня было в том, что он подробно рассказывал обо всём как о прошедшем сне, как бы понимая, что он был больной. Правда, ни он, ни я это слово ни разу не употребили. Я здесь очень коротко изложил только суть нашего разговора, который длился достаточно долго и не один день. Эту историю он не сразу "выложил" мне. Долго приглядывался ко мне, как бы прощупывал, что я за доктор, "привыкал", говорили о разных вещах, не очень касавшихся его состояния. Я на полном серьезе слушал его историю, его рассуждения. Он явно следил за моей реакцией. И мне было нелегко. До этих пор разговоров "с глазу на глаз" с психически больным у меня не было. Советы преподавателя и наши теоретические познания мало что могли подсказать. Они попросту в страхе куда-то испарились из моих извилин. Не уходило из памяти замечание преподавателя о том, что здесь не терапевтическое отделение...
В палате лежали несколько больных. Я сидел на кровати моего пациента спиной к остальным. Что им могло взбрести в голову? Как они могли среагировать на мое присутствие и долгий разговор только с одним из них? Кстати, в один из дней сосед вдруг взвыл в буквальном смысле, начал вертеться на кровати, потом сполз на пол и полез под кровать. По цепной реакции могли и другие больные среагировать. Мне что делать? Двери палаты закрыты на ключ... Правда, персонал, конечно, был настороже, и тут же этим больным занялись, успокоили.
На счастье, мой пациент остался спокойным. Его поведение и рассказ были как совершенно здорового человека с адекватной оценкой всего происходившего. Причем даже с элементами юмора.
- Я был уверен, что преследователи-конкуренты даже здесь, в больнице, хотят меня отравить.
- И как же вы спасались?
- Мои внутренние голоса подсказали, что доступное противоядие это горчица. И я ложил ее в любую пищу, которую ел.
- В любую? Даже в чай?
- Нет, чай я не пил. Я люблю компот. И даже в стакан компота клал ложку горчицы. Представляете?
На этом "юморе" моего пациента я, видимо, и попался. Больной, если он больной, так не может говорить о себе. И я не мог понять, почему здравомыслящий человек всё-таки уже не один год находится в психиатрической больнице, где никто его не собирается выписывать, да и он сам не просится "на волю". И я продолжал искать "зацепку", секрет происходившего. Нашел неожиданно, ответ все дни лежал у меня "перед носом". На подоконнике, возле его кровати, находились рулоны каких-то чертежей. Я их не трогал, боясь агрессивной реакции больного. Знал с его слов, что это чертежи "биофона".
Через пару дней наших бесед он стал относиться ко мне более привычно.
- Вы уже здоровый человек. Почему вы не проситесь на выписку из больницы?
- Видите, на окне лежат мои чертежи. Здесь они в безопасности. Если я выпишусь из больницы, меня вновь начнут преследовать, чтобы похитить моё изобретение.
Всё. Я подтвердил диагноз: "Паранойя", синдром навязчивой идеи, тяжелая форма. Я не вдаюсь сейчас в тонкости психиатрического диагноза. Всё-таки с тех пор прошло уже больше полувека. Для меня важнее было вспомнить некоторые детали моего первого знакомства с психическими больными. Да, поведение и разговор как будто нормальные. Но стоит задеть "больной пункт" параноидальной идеи, и человек ведет себя типично психически больным. Его место, к великому сожалению, было в психиатрической больнице. Подобные больные из "нормального" состояния способны неожиданно стать агрессивными, если только внешний эффект "заденет" их "болевую точку".
05 Тюльпан желтый (дикий) в песках южного Казахстана (фото: http/meteocenter.hut1.ru/baikonur/index.htm)
Свободное копирование
