До 3-х лет Ирина была здоровеньким ребёнком. Мы каждый день ходили на Выставку с утра с бабулей, к вечеру со мной. Иришенька с маленькой леечки поливала цветочки, понимала природу как живое, близкое. Дома у меня было много пластинок с музыкальными детскими сказками. И всё-равно на ночь я читала ей стихи, и она удивительно быстро запоминала. В 4 года я продолжила запись на магнитофонную ленту. Катушка самого большого размера по 250 минут с обеих сторон была заполнена. Были записаны все стихи Чуковского, много Маршака и другие. Правда, многие буквы она не выговаривала. Получалось, например, так:
- «И лумяная руна в небе задложала»
Эта запись до сих пор у меня есть.
Капризы были редко, и у меня было хорошее средство их быстро останавливать. Елена Никитична, моя учительница по русскому языку и литературе, приехала к нам в гости с Украины. Она была свидетельницей, когда Иришенька закапризничала. Я подошла к ней и отвела её в спальню, нежно приговаривая:
- Мамочка не любит, когда ты плачешь. Ты поплачь здесь одна, успокоишься и тогда выйдешь.
Через минуту она выходит с очаровательной улыбкой. Елена Никитична похвалила меня за такой педагогический приём.
А как не вспомнить случай с моей помощницей! Я купила большую сумку помидор. Ирина пытается мне помочь, берёт за ручку и плачет на всю улицу:
- Я сама несу, дай мне, я сама. Так мы с рёвом шли до самой квартиры. Но это был не каприз, а добрый порыв. Мне оставалось сказать:
- Кушай хорошо. Быстрей рости, и ты будешь хорошей помощницей.
С 4-х лет Ирина стала часто болеть ангиной. Надо отметить, что в Алма-Ате, особенно зимой, очень сильный смог. На Жарокова часто дома на противоположной стороне едва видно. И от этого нет никакого спасения. Однажды Ирина очень сильно заболела, и был даже приступ судорожного синдрома. Я сидела над ней всю ночь, и передо мной вставали картины первого дня войны, наши скитания по лесу. Я решила написать поэму «Седрце матери». После рождения Ирины откуда-то проклюнулась способность к стихоплётству. Но написание поэмы «Сердце матери» давалось мне очень нелегко. Все страшные картины всплывали перед глазами и переживались с новой силой. Замысел - одно, а до доведения до нужной кондиции прошло ещё полгода. Я послала текст Елене Никитичне и получила восторженный отзыв. Многим читала знакомым, и все были глубоко тронуты. И, наконец, решила опубликовать.
Ко мне на приём пришла журналист Людмила Грейц. Пикантная, красивая молодая женщина любезно благодарила меня за рентгенобследование. Я решилась попросить у неё совета. Отдала ей текст. Ох и помурыжила она меня! С виду она как будто всё готова для тебя сделать, но, видете ли, она - суперпрофессионал, до которого нам не дотянуться. Я уж, извините, расстелалась перед ней как могла. Когда её положили в больницу в онкогинекологию, ходила к ней с передачками и букетиками. Всё у неё обошлось благополучно, выписали, и тут она мне выдала:
- Знаете, Анна Дмитриевна, в Ваших стихах не хватает профессионализма. И вообще, это не стихи. Если бы это прочитал Олжас Сулейменов, он бы сказал, что это - сопли. Моё стихоплётство как корова языком слизала. Но, естественно, я не смирилась. Обращалась за поддержкой и в издательства, и к известным писателям И.П. Щеголихину, Ю Герту. Мне сочувствовали и выдавали беспощадный вердикт – это не стихи. Теперь-то я знаю, это стихи, способные глубоко волновать людей. Но как пробить стену непонимания человеку, не входящему в круг профессионалов-литераторов?!
Снова я с головой погрузилась в работу. Мне нужно было найти слабое место в нашей специальности. Когда читаешь книги по рентгенологии, а их море, кажется всё уже открыто и приткнуться некуда. На практике часто хочется получить лучшего качества снимок тонкой структуры рельефа желудка. Но не получается - не соответствует качество контрастного вещества. И тут мне пришла в голову волшебная мысль - добавить буквально две капли яичного желтка в густую пастообразную взвесь бария, и на глазах изменились реологические свойства суспензии. Вот это находка так находка! Я помню, Дмитрий Поликарпович всё маялся над проблемой улучшения свойств бариевой взвеси. Добавлял КМЦ (карбоксиметилцелюлозу) и ещё что-то. Всегда таинственно, с умным видом. В это время «светила-рентгенологи» увлекались получением микрорельефа желудка. В.С. Пручанский, Ю.Н. Соколов, К.Б.Тихонов добавляли карбоксиметилцелюлозу и много разных других веществ. Не буду вам забивать голову. Это возвышало их над всем обществом рентгенологов. В общую лечебную сеть диспергаторы не поступали, и нам исследование на тонком уровне было просто недоступно. А тут каждый может сделать исследование на высоком уровне и даже сразиться со светилами. Так-то оно так, но необходимо научно доказать. И тут мне Господь посылает пощников, без которых я - нуль с маленьким плюсиком за наблюдательность, логику и стремление победить. Первый мой ангел-хранитель - Владимир Васильевич Коломойцев - фотограф с выставки. Благодяря ему я имею сотни фотографий чернобелых, цветных и слайд с моей Иришеньки. А главное, Владимир Васильевич помог мне сделать с лучших рентгенограмм качественные фотографии.
Чтобы изучить изменение коллоидных свойств бариевой суспензии под влиянием яичного желтка я по совету коллеги Анны Рахметовны обратилась на кафедру коллоидной химии к доценту Аманжоловой Евгении Степановне. Такие люди есть, но их единицы. В назначенное время я пришла на кафедру коллоидной химии. Евгения Степановна встретила меня с готовностью сделать всё, что от неё зависит. Вот уж истина - хорошего человека должно быть много. Высокая, грузная женщина направилась в лабораторию. Она шла вперевалку, ей трудно было нести свою исполинскую, монументальную фигуру. В ней сочеталось высокое достоинство, истинная интеллигентность и какая-то робость, кроткость, желание всем прийти на помощь. Это было заметно даже по тому, как её приветствовали, когда мы шли в рабочую комнату. Я ей предоставила материал для исследования: пастообразную суспензию бария и яйцо. Мы здесь же сделали пробу - в небольшое количество пасты добавили буквально две капли желтка, и через минуту суспензия стала жидкой. Евгения Степановна была просто поражена и пообещала через неделю сделать седиментационный анализ. Правда, на это ушло более двух недель, и когда я пришла, меня просто поразило, какой объём работы пришлось ей выполнить. Ученическая тетрадь в клеточку была полностью заполнена расчётами мелким почерком в каждой клеточке без пропусков. Её лицо сияло - настолько был поразителен результат. Представьте, крупные частицы размером 33-38 мкм уменьшились с 67% до 6%, а мелкие возросли. А в растёртом предварительно барие крупных частиц в осадке вообще не определялось. Она тут же потянула меня в кабинет зав кафедрой доц К.Б Мусабекова и представила меня и полученный результат как достижение коллоидной химии на практике. Она пригласила меня помогать при исследовании вязкости на ротационном визкозиметре «Реотест» в физико-химической лаборатории полимеров Института химии Казахской АН. Мы подружились. Она была у нас в гостях, и я с Иришей - у неё. У неё - большой старинный дом, оформлен в стиле казахской культуры. Высокие потолки с каймой казахского орнамента и пейзажами Заилийского Алатау. Кабинет мужа, известного казахского филолога Сарсена Аманжоловича Аманжолова, участника ВОВ, напоминает музей. В центре - большой портрет, написанный маслом, и книжные шкафы, с потолка до пола заполненные книгами. Всё как было при жизни... Это место гордости и почетания семьи. Хотя С.А. Аманжолов давно умер, Евгения Степановна свято хранила память о нём. У Евгении Степановны отец русский, мать - украинка, но по складу характера она - восточная женщина - всегда покорная и заботливая, любящая жена и мать. Её младшая дочь Алия рассказывала:
- Мама свято соблюдала казахский обычай гостеприимства. У нас постоянно были родственники и просто знакомые из аула. Всех надо подобающе принять, накормить и своих четверых детей и мужа не забыть. Я не знаю, когда мама успевала всё делать, но у нас всегда был полный погреб заготовок, всегда на первом месте отец, дети, а в университете – работа, студенты и коллеги. А на себя у неё просто времени не хватало.
Её комната - маленькая спальня, в ней - большой книжный шкаф и кровать. Евгиния Степановна объясняла мне премудрости незнакомого мне предмета коллоидной химии как коллеге, подбирала мне литературу, чтобы я имела понятие о поверхностно активных веществах. И всегда ещё давала баночку вкуснейшего салата с собой.
Вечная ей память. В одночасье она стала просто таять. Обострились все болячки: сахарный диабет второго типа, сердечная недостаточность, варикозное расширение вен с большими трофическими язвами на обеих голенях и т.д. Она принимала множество лекарств, но всё без лечебного эффекта. 15 мая 1990 года в возрасте 76 лет её не стало. Но память о ней жива. Мы стараемся своими делами доказать: её влияние на нашу жизнь огромное. Благодаря ей я получила 3-х комнатную квартиру. Но все средства, полученные от продажи квартиры в Алма-Ате я использую в помощь очень нуждающимся людям. Пусть это будет светлой памятью прекрасному человеку Евгении Степановне Аманжоловой.
Во всесоюзном журнале «Вестник рентгенологии и радиологии» №4 1981 г. была опубликована статья «Изменения коллоидных свойств воднобариевой суспензии под влиянием яичного желтка». Авторы: С.Т.Тусубеков, А.Д.Степанова, Е.С.Аманжолова. Кафедра рентгенологии института усовершенствования врачей (зав. – доц. С.Т.Тусубеков), кафедра коллоидной химии (зав. – доц. К.Б. Мусабеков) Казахский универсетет. Выводы, подтверждённые таблицами и снимками, получились солидными: использование яичного желтка в качестве диспергатора позволяет получить концентрированное вещество низкой вязкости и с высокой степенью дисперстности частиц. Я, конечно, не ассистент кафедры, но только включение зав. кафедрой С.Т. Тусубекова дало возможность опубликовать эту статью. Когда на каких-нибудь конференциях к Сапару Тусубековичу обращались с просьбой объяснить какой-то вопрос по методике, он отсылал коллег ко мне. В Алма-Ату приехали даже корифеи рентгенологии из Москвы и Ленинграда во главе с В.С.Пручанским. В большом конференц-зале института онкологии собралось очень много людей, сколько мог вместить зал, даже приставные стулья были - может человек 600, не знаю. Назначили меня докладчиком. Микрорельеф - коронная тема Пручанского. Понятно, что признавать чьи-то достижения - это несвойственно корифеям. Мне пришлось защищаться, доказывать. Но факты - упрямая вещь, и без научных исследований Евгении Степановны меня бы закопали. А так я спокойно, где-то даже с юмором, с научной лексикой коллоидной химии парировала все колкости, даже небывалый случай - зал апплодировал мне. Впереди ещё ждал большой бой...
Свободное копирование
