Оазисы добра и правды в моих университетах - 21

Венгрия 1956
При нашем первом появлении осенью 1956 года в большой лекционной аудитории факультета мы узнали об исчезновении нашего однокурсника Имре Надя и его товарищей по венгерскому землячеству. Они уехали в Венгрию. Брат нашего однокурсника возглавлял выступление венгров против режима, установленного в Венгрии после второй мировой войны с помощью СССР и сохраненного в 1956 году, благодаря вводу в Будапешт советских танков. Митинги протеста против вмешательства СССР в венгерские дела проходили тогда во многих странах мира, но советские печать, радио и телевидение либо замалчивали эти факты, либо фальсифицировали их. Правдивая информация о вегерских событиях стала нам известна лишь много лет спустя. Тогда же мы узнали о том, что тех, кто внутри страны выступал против политики КПСС в Венгрии, отправляли в ГУЛаг. Но имена этих смельчаков еще долго оставались для нас тайной. Воспроизведу один эпизод, ставший известным не только мне, многим, лишь в июле 2011 года. Одним из многих пострадавших тогда за выражение сочувствия Венгрии оказался Никита Игоревич Кривошеин, студент института иностранных языков. Его история показательна и весьма интересна. Дед Никиты Игоревича, Александр Васильевич Кривошеин, министр земледелия (1908-1915), руководил проведением Столыпинской реформы. Он умер в 1921 году. Его сын Игорь Александрович, отец Никиты, был выслан из России в 1922 году на известном «философском пароходе». В 1940 году оккупационные власти Германии арестовали в Париже всю элиту русской эмиграции первой послереволюционной волны. За отказ служить интересам Германии во второй мировой войне в концлагерь в Дахау были отправлены: И.А. Кривошеин, Г.А. Рар, Мать Мария (Скобцова), В.С. Миллер, Л.П. Карсавин, А.П. Арцыбушев, В.А. Угрюмова, муж которой Александр Александрович участвовал во французском Сопротивлении. Тех из них, кто остался жив, французские власти в 1947 году вместе с детьми выслали в СССР. Взрослых советские власти отправили на Лубянку. Невероятно, но Никите тогда дали свидание с отцом. Считаясь с обстановкой (отца и сына отделяли два ряда густой железной сетки и охрана), Игорь Александрович сказал сыну во время свидания, что он не жалеет о своем возвращении на родину.

В 1956 году за протест против вмешательства КПСС в венгерские дела был арестован и Никита Игоревич. После суда он оказался в печально известных Мордовских лагерях. Там он встретил и своего отца, который рассказал сыну, что его и приехавших с ним патриотов в течение 11 дней на Лубянке подвергали пыткам, которые они иронически называли «беспристрастными». Вот тогда Игорь Александрович сказал сыну: «Мы вернулись не в Россию, а в СССР». В 1939 году то же самое сказала о своем возвращении Марина Ивановна Цветаева.
1956 год явился началом протестного движения и в нашей стране. События этого года принято считать началом движения шестидесятников. 23 октября 1956 года в ЦДЛ состоялось обсуждение романа В.Д. Дудинцева «Не хлебом единым». Я и многие мои однокурсники читали этот роман и рассматривали его как включение честных писателей в процесс открытого осуждения сталинского режима. Представители творческой интеллигенции, лично испытавшие на себе и лучше нас осведомленные об ужасах этого режима, считали, что пришло время для всестороннего и глубокого осуждения сталинского режима. Они, многие их друзья, выжившие и вернувшиеся из лагерей, многие мои сверстники и я вместе с ними по неведению полагали, что Ленин не был причастен к режиму террора. Требование возврата к «ленинским нормам партийной» и внепартийной жизни стало лозунгом шестидесятников. С подобным настроением шла на обсуждение романа Дудинцева часть приглашенных в ЦДЛ писателей. Их было меньшинство. Большинство заполнивших зал состояло из чиновно-бюрократических представителей Союза писателей. Их восприятие романа Дудинцева было безоговорочно отрицательным.
Однако и добросовестные писатели критиковали Дудинцева за то, что, по их мнению, он затронул лишь вершину айсберга, со скрытой частью которой они ассоциировали масштабы преступлений сталинского режима против интеллигенции: писателей, актеров, художников, ученых. Поэтому многие отказалась принять участие в обсуждении романа, в том числе и Л.К. Чуковская. По той же причине, хотя и присутствовавший в зале, А.Т. Гладилин, известный шестидесятник, в своих воспоминаниях «Улица генералов» ограничился лишь сообщением общего характера. Здравую позицию по отношению к Дудинцеву и его роману заняла Ф.А. Вигдорова. Она подробно записала весь ход бурного обсуждения романа и третирования его автора. Об этом сообщила в своих воспоминаниях о Вигдоровой Л.К. Чуковская. На отказ Чуковской принять участие в обсуждении она умно сказала: «Дело не в том, хорош ли, плох ли роман. Он – как лакмусовая бумажка; те, кто его бранит, - они в жизни по одну сторону, кто хвалит – по другую». Читавшая запись обсуждения Ф.А. Вигдоровой Лидия Корнеевна по памяти воспроизвела суть речи К.Г. Паустовского в своем дневнике. Она писала: Паустовский произнес «грозную речь прокурора, изобличающую злодейства и ложь бюрократии. В этой речи, впервые громко, вслух прозвучал страшный счет, предъявленный интеллигенцией сталинскому режиму. Паустовский говорил не о вымышленной, вызубренной, сдаваемой на всех экзаменах истории, а о настоящей истории народа». За свою «дерзость» Паустовский заплатил длительным перерывом в публикации его произведений. Малая щель, у которой оказались в 1956 году Дудинцев, Вигдорова, Паустовский, Чуковская и иже с ними (их было немного), неизбежно должна была привести к прорыву от тьмы к свету правды.
Забегая вперед, отмечу: реализовав принятое мной в феврале 1956 года решение, полвека спустя, с документами в руках, в 2007 я рассказывала студентам Липецкого педагогического университета, откуда есть пошла КПСС и что способ ее самоутверждения был определен этой партией изначально. Присутствовавший на лекции липецкий краевед, прошедший ГУЛаг, по окончании лекции заявил мне: «В 1938 году нужно было уничтожить вас, а не ваших родителей». Комментарии, как говорится, излишни.
Описанные мной события 1956 года коснулись и нас, целинников. В связи с ними партийное руководство факультета очень настороженно отнеслось к нашему концерту, в котором без прикрас мы рассказали о нашей жизни и работе на целине. Концерт проходил в Доме культуры МГУ по улице Герцена. С каждым номером концерта в зале повисала зловещая тишина. На следующий день после концерта к поискам «антисоветчины» в нашем выступлении подключилось и партийное руководство университета. В итоге продолжительных поисков руководство университета ограничилось обвинением нас в излишнем «натурализме», и дело замяли.
ЦК ВЛКСМ наградило нас медалями «За освоение целины». Медаль Михаила Серафимовича Мейера – экспонат Музея истории МГУ.  Моя медаль хранится у меня.