Оазисы добра и правды в моих университетах - 9

Во втором семестре я уже имела четкое представление о требованиях наших преподавателей и о своих обязанностях перед ними. Пришла ко мне и наука разумно распоряжаться своим временем. Даже в секцию по спортивной гимнастике я записалась и ходила на эти занятия вместе с девочками со старших курсов. Моими попутчицами бывали Валя Чистякова и Аля Смирнова. С Алей мы и зарядкой занимались по утрам во дворе общежития. Если занятия секции проходили в первую половину дня, приходилось пропускать какую-либо лекцию. На первом курсе нашим старостой был Алеша Комич. По моей просьбе он не отмечал в журнале мое отсутствие на лекции. Но очень скоро меня попросили из секции – у меня ничего не получалось. В.В. Бардецкий в училище ошибался – одной гимнастической фигуры было явно не достаточно: у меня не хватало сил, страдала и моя пространственная ориентация. Я ушла из секции, ограничившись утренней зарядкой.
Что спасало меня? В своих записных книжках я обнаружила подробное описание своих переживаний в 1954-55 году. Я горячо любила куратора нашей группы аспиранта Юрия Мельникова. Любила без взаимности и не могла на нее надеяться. Но даже самая короткая, мимолетная, случайная встреча с ним невыразимо радовала меня, ободряла. От этих встреч я чувствовала прилив сил и уверенность, что удастся преодолеть встающие на моем пути преграды. Как поется в песне Новеллы Матвеевой: «Мне было довольно видеть тебя, встречать улыбку твою». В течение почти четырех лет это чувство не унижало, а поднимало меня, стимулировало и расширяло диапазон моих интересов. Он был талантлив, но болен костным туберкулезом. Мною двигало желание помочь ему успеть реализоваться в науке. Я чувствовала, что могу быть полезной ему во многих отношениях. Но выглядела я простушкой, и трудно было поверить, что во мне таится запас духовной силы и немалые способности к научно-исследовательской работе. К тому же я существенно уступала по своим внешним данным Гале Игнатович, к которой наш куратор питал глубокую симпатию. В этой ситуации моя роль совпадала с ролью Сони в пьесе Чехова «Дядя Ваня». Эту пьесу я смотрела в театре им. Пушкина. Ни зависти, ни досады в моей душе не было. Как всякой красотой, я любовалась внешними данными Гали и, кроме этого знала, что она прекрасный, добрый человек. Мне оставалось довольствоваться неразделенным чувством. И не плакать - «Москва слезам не верит». Я это хорошо знала и не собиралась слезами добиваться взаимности. Это чувство спасало меня от случайных связей и помогало держать планку моих нравственных идеалов. Из моих дневниковых записей того года: «Любя тебя, я внимательнее стала относиться ко всем и поняла, что нужна своим товарищам. Никто в группе не обратил внимания на исчезновение Андрея Родионова. Я нашла его в больнице, организовала периодическое посещение его членами нашей группы, нашла его сестру  в Москве и свозила ее в психиатрическую больницу, в которой тогда лечился Андрей. Мы помогли ему выздороветь и одновременно с нами окончить университет».