Мои пути по оазисам добра и правды - 37

По сравнению с тем, как четыре года в училище учила меня русскому языку Людмила Васильевна Плющенко, строгость школьного математика Марии Алексеевны Аникиной казалась нежностью. Я много читала, умела говорить и говорить неплохо, отлично писала школьные сочинения. Но с первого же моего выступления на уроке Людмила Васильевна осадила меня: «Ты у меня одна в группе? Нет. Вас 23 человека. Максимум времени, которое я могу тебе позволить для устного выступления – это полторы-две минуты. Старайся отвечать по существу вопроса, коротко и ясно. Плясать надо от печки и в устной, и в письменной речи». Строжайше следила она за построением нами предложений и согласованной зависимостью слов в нем. За выражением «отметить об этом» без всяких снисхождений ставила единицу. «Значит», «эээ», «короче говоря», «так сказать» - тоже заслуживали единицу. «Паузу в своей речи лучше заполняйте молчанием, пока ищете нужное слово. Его нетрудно найти в русском языке - самом богатом и самом выразительном. Находите в нем такие слова, чтобы люди понимали: вас не слушать нельзя. Начало и конец мысли, которую вы хотите донести до слушателей, должны быть связанными, а мысль завершенной». Так учила нас Людмила Васильевна. Так Евдокия Федотовна Черская учила моих подружек Риту Выскубову, Наташу Зайцеву и тремя годами позже – Люсю Пастрюлину. В последующие десятилетия и до сих пор, где бы мне ни приходилось и не приходится выступать, я всегда сначала узнаю, на какое время я могу рассчитывать, и стараюсь выступать строго в рамках отведенного мне времени.
 
Учила нас Людмила Васильевна не только в рамках учебного расписания. Она оставалась с нами после 7-8 обязательных уроков и часами держала у доски – учила применению правил русского языка на практике. В 1992 году, когда я учила русскому языку своего старшего внука, он постоянно удивлялся: «Как это ты до сих пор помнишь эти правила?» - «Меня так учили», - отвечала я, до сих пор с благодарностью вспоминая Людмилу Васильевну. Жесткими были ее требования. Если на уроках литературы и русского языка я отвечала, казалось, безукоризненно, она с особенным нажимом подчеркивала: «Молодец! Я тебе ТРИ поставлю». За моим ответом, не совпадавшим даже самую малость с ее требованиями, следовало: «Учить надо. ДВА». За сочинения, диктанты и педагогическую практику она не могла ставить мне оценок, ниже «5». И мои тетради по чистописанию Людмила Васильевна выдвигала на конкурсы, на которых мне доставались первые призы. И вот после окончания мной третьего курса она пригласила меня к себе домой и заявила за чаем: «Давай, Катюша, тяни на диплом с отличием». – «Что Вы, Людмила Васильевна, я же у Вас три года перебивалась с тройки на двойку». – «Я тебя с книгой учила работать», - объяснила она мне свою требовательность. Это тоже была любовь-труд ради роста и моего становления! Как мне это помогло! Если я состоялась как учитель – этим я обязана ей. Я светилась перед своими учениками, а потом перед студентами отраженным светом, светом моей Людмилы Васильевны. Мы с ней переписывались. Последнее письмо я получила от нее в 1961 году в Сибири.
Своеобразно выражалась требовательность преподавателя географии и методики преподавания ее Николая Васильевича Тетерина. Его домашние задания невозможно было не учить к каждому занятию: за 45 минут он мог опросить более половины группы, где бы ни проходили занятия - в аудитории или на природе. Открывая журнал, он произносил: «Так, пойдет отвечать девица с единицей». Девица выходила. – «О, знает», - улыбаясь, отмечал Николай Васильевич, давая девице задание и вызывая отвечать других. После смерти директора нашего училища Павла Дмитриевича Меженина его заменил Николай Васильевич Тетерин.
Став директором нашего училища, Николай Васильевич передал нас выпускнице Сталинградского пединститута Тамаре Александровне Лукиной. До перехода на работу в педучилище она успела поработать завучем Руднянского детского дома. Знания географической карты мира и России она требовала от нас как «отче наш». Мы изучали эти карты по параллелям и меридианам и «гуляли» по ним, как по знакомой местности. На последнем экзамене по географии очень немногие в нашей группе получили четверки, знания большинства были признаны отличными.
Как ни старалась я, у Павла Дмитриевича Меженина я не смогла одолеть минералогию и землеведение больше, чем на «4». Не думала я, что вообще смогу когда-нибудь одолеть и физику. Но наш молодой физик, только что окончивший Сталинградский педагогический институт, был физиком-энтузиастом. Он часами возился с нами после занятий, учил разбирать и собирать приборы, учил осознанно решать задачи. Вся наша группа смогла понять своего учителя и отлично усвоить его предмет. Но критически относилась к нему как личности. Почему? Отвечу ниже.