Мои пути по оазисам добра и правды - 6

Летом 1941 года всех, кому исполнилось 8 лет, перевезли в Ашхабад, в школьный детский дом № 1. На лето этот детский дом располагался на территории городского парка, под тенистыми деревьями которого стояли наши кровати. Нашу неприкосновенность охраняли две огромные овчарки, и посторонние опасались ступать на занятую детским домом территорию. Воспитательницей в нашу группу была поставлена Зоя Матвеевна. Аборигены ашхабадского детского дома сообщили нам, что Зою Матвеевну они наградили кличкой «Метла» за приверженность к стукачеству. «Все наши попытки, даже самые изощренные и безжалостные, - не дали положительного результата», - с сожалением рассказывали ребята. Зоя Матвеевна оправдывала это прозвище до моего расставания с ней, которое состоялось в июле 1950 года. Что было с ней дальше – не знаю.

Мы недолго пробыли в Ашхабаде. Тем же летом вместе с Зоей Матвеевной нас отправили в школьный детский дом № 3 города Мары. Наши воспитатели в Чарджоу и в Байрам-Али не сделали из нас игрушек. Так они подготовили нас к нормальному восприятию науки жить в большом коллективе детей. Эту науку я продолжала усваивать в самом продолжительном и самом значительном в моей жизни приюте добра и правды, какими стали для меня детский дом № 3 и семилетняя школа № 7 в городе Мары.

На фотографии запечатлен козырек левого крыла нашего дома. Это было одноэтажное здание, построенное буквой «Г». По обеим сторонам широкого коридора располагались большие комнаты. Большинство из них были нашими спальнями. По четырем сторонам спален стояло по 20-24 кровати. В правом крыле здания по суммарной ширине комнат и коридора находился наш актовый зал. На изгибе нашей «буквы Г» находилась кухня и столовая. У самого входа в здание были кабинеты: справа – директора, слева – завуча. В левом крыле здания, видного на фотографии, находились крохотные комнаты, которые занимали наши часто сменявшиеся директора и некоторые воспитатели. За зданием видна крохотная часть сохранившихся развалин крепостной стены древнего Мерва, за которой располагался воинский полк.
Нашу команду, прибывшую из Байрам-Али с кратким пребыванием в Ашхабаде, тогда же существенно пополнили детьми-туркменами из других дошкольных детских домов республики. Эти дети, видимо, уже с младенчества находились в советских детских учреждениях – все они хорошо владели не туркменским, а русским языком. Среди них были мои сверстницы: Непесова Агуля, Джубекова Балхат, эталон благородства Тоня Барамбаева, красавица Мария Мамедова и другие, именно Мамедовы, - Мамедовых и Непесовых в Туркмении, что Ивановых и Сидоровых в России. Много лет они были моими надежными друзьями. Детский дом № 3 города Мары и населявшее его братство до сих пор часто снятся мне по ночам. Во сне я безрезультатно пытаюсь отыскать этот дом на той окраине города, где он находился. В двухстах метрах за его задворками протекал большой оросительный канал (не более 1,5 м в ширину), ставший нашей «речкой», куда мы ходили только в сопровождении кого-нибудь из воспитателей, спокойно наблюдавших на берегу наши старания научиться плавать. Мы сами учились плавать: уцепимся за травинку, торчащую на берегу, поболтаем ногами и оторвемся на миг от опоры, с каждым разом удлиняя этот миг. Когда научились плавать, всем табором бросались в «реку» - она тут же становилась «кисельной» от поднятой со дна глины. Мы давали ей возможность «остыть», терпеливо ожидая на берегу, когда осядет поднятая нами со дна глина, чтобы обмыться.