Мои пути по оазисам добра и правды - 1

Часть I.

Воспоминания о детских домах 1938-1950.
             

   Разве может существовать общество, сколь угодно порочное, без оазисов добра и правды, где можно поселиться на жительство и прожить, не приобщаясь к пакости системы?
                Л.И. Бородин


И в другой книге Леонида Ивановича: «В какие бы тяжкие ситуации по выживанию я ни попадал в годы моей «свободы», всегда и непременно находился человек, хороший человек, который поступал «вопреки» и спасал меня, помогая мне сохранять душу живу». У него была мама. Был отчим. Он знал, где и когда родился. Многие годы душу Леонида Ивановича формировал и помогал сохранять ее его отчим. Я, согласно творчеству Лидии Корнеевны Чуковской, родилась в «обществе, поврежденном в уме», поэтому не знаю, где и когда это произошло. Не знаю, когда начались мои путешествия. Поэтому свое повествование о каждом этапе этих путешествий и о встречах в оазисах добра и правды я буду сопровождать поминанием. Поминанием тех, кто помог мне выжить; кто прямо или косвенно формировал мою душу; кто и как, поступая «вопреки», спасал меня от «пакостей системы»; кто, наконец, помог мне и многим моим сверстникам состояться.
Миллионы воспитанников детских домов, моих сверстников и современников, состоявшихся в различных областях человеческой деятельности в России смутного XX века, обязаны этим результатом носителям добра и правды, душам людей самых разных национальностей и религиозных верований. Они жили и работали в каждой географической точке нашей огромной страны. Рассказ о них – не только благодарное воспоминание и поминание. Это напоминание о том, как можно и должно готовить подрастающее поколение к жизни, труду и творчеству. Низкий поклон им, известным и безызвестным.

Чарджоу, Байрам-Али, Мары

Это теперь в другой стране, очень далеко от Москвы, от города, в котором я сейчас сижу и вспоминаю места, ставшие оазисами моего детства. Мое «путешествие» началось тогда, «когда гибель выла у каждой двери». Как напишет в своем могучем «Реквиеме» Анна Андреевна Ахматова, оно началось тогда,
«Когда звезды смерти стояли над нами,
И безвинная корчилась Русь
Под кровавыми сапогами
И под шинами черных марусь».
Разумеется, я не сознавала ужасающую сущность нашего «путешествия». В памяти моей сохранилась смутная картина моего первого продвижения сюда, к оазису в прямом и переносном смысле. Помню ночь, берег реки, костер, котелок на перекладине и вкусную лапшу, которой меня кормили. Потом я узнала, что мы плыли по Амударье в Чарджоу, и в группе взрослых я была единственным ребенком. Помню комнату, в которой мы жили. Подобные комнаты встречались мне потом во многих местах Туркмении: закрытый двор, по сторонам которого располагались крохотные комнаты. Окна и двери всех комнат выходили во двор. Состоятельные собственники таких дворов имели сады, чаще – виноградники. Виноградная беседка находилась у самого входа в комнату, которую снимали мои родители. Днем обычно мне приходилось оставаться одной. Иногда ко мне приходила девочка старше меня, выводила меня в беседку, подсаживала на стоявший в беседке стол, с которого я могла достать висевшие над моей головой грозди винограда. Единственной моей игрушкой была кукла: мальчик в национальной туркменской  одежде с меховой папахой на голове.