Дневник чиновника - 95

14 февраля, четверг.

   Вот и еще письмо от доброго моего Петра Ивановича: хочет приехать сюда, но не пишет зачем. Петербург не его сфера. Впрочем, для меня все равно; я обниму его с величайшею радостью и буду его вожатым: в два с половиною месяца я успел изучить Петербург, конечно, лучше таблицы умножения. Петр Иванович восхищается моими знакомствами, в восторге от благосклонности ко мне Гаврила Романовича и чуть не поссорился за меня с Мерзляковым, который, несмотря на удостоверения его, что Державин похвалил моего "Артабана", продолжает утверждать, что эта трагедия -- один пустой набор слов и сущая галиматья. Грустно слышать подобные отзывы о милом детище, но, кажется, они справедливы, и я начинаю с ними соглашаться.

   Приходил Гебгард с Кистером, который хочет дебютировать на здешней немецкой сцене. "А на какое амплуа хотите вы поступить?", -- спросил я его. -- "На амплуа трагических злодеев (Bosewichte)". -- "Вот как! из первых любовников попасть в злодеи! Чем же начнете вы?". -- "Ролью арапа в "Фиеско"". -- "А там?".-- "Там, что бог даст!". Я смекнул, что денежки бедного Штейнсберга пошли гулять по белому свету. "А мадам Штейнсберг?". -- "Мадам Штейнсберг отправляется в Ригу или за границу: ей нужно поправить здоровье в другом климате". -- Понимаю!

   Я откровенно признался Гебгарду, что был очень недоволен представлением "Октавия" и не люблю его в роли кесаря Октавиана, что эта роль нейдет к нему так же, как и роль Марка Антония к Кудичу. "Вы правы, -- сказал он мне, -- но что ж делать? нельзя же вечно играть Фердинанда и Карла Моора, потому что публика желает видеть иногда и другие пьесы". -- "Так играйте "Дона Карлоса", "Орлеанскую деву", "Мессинскую невесту", "Валленштейна", "Эгмонта", "Клавиго", "Фьеско", "Вражду братьев" -- словом, играйте, что хотите, только не трагедии, взятые из римской и греческой истории, и особенно трагедии такие как "Октавия", в которых вы, господа немцы, смешны". Мой Гебгард понадулся, но против правды нет слов.