Тем временем я прямо поселился в большом бет-мидраше, познакомившись со всеми ешиботниками, порушами и с хозяйскими детьми. Я вёл с ними споры, говорил о разных вещах, и от нечего делать совершил некую «революцию». Дело было так.
В бет-мидраше, как я уже писал, все экземпляры Талмуда были рваные, а целые экземпляры Шебсей-Хирш, старый человек, служивший габаем уже тридцать лет, держал запертыми в помещении с железными решётками на окнах и с железной дверью, где несколько лет назад сидели рекруты. Позже арестный дом стали держать не на синагогальном дворе, где все могли слышать плач и крики, а рядом с домом асессора. И в том самом помещении Шебсей-Хирш и держал целые экземпляры Талмуда и др. целые книги, а в бет-мидраше оставил порванные. И когда я предложил ему дать нам в бет-мидраш полученные из Славуты тома, он отказался.
Тогда я всего лишь подговорил всех порушей, ешиботников и хозяйских детей, кормящихся в доме тестя, потребовать у Шебсей-Хирша целые экземпляры Талмуда и другие книги. Почему мы должны пользоваться рваными, по которым невозможно учиться!
«Целые держат в камере, как видно, для мышей! – кричал я.
«Нет у нас выхода, - возбуждал я их дух, - кроме как перейти всем вместе в другой бет-мидраш. Не в новый бет-мидраш - там габаем служит сын Шебсей-Хирша – давайте, перейдём в бет-мидраш на Адолиной улице. Там габаем реб Мойше Рувен, он очень обрадуется, что в его бет-мидраше будут сидеть и учиться! И если не хватит экземпляров Талмуда, уж он не успокоится, соберёт по всему городу и даст нам, что нужно».
И на всю эту агитацию у меня было время именно потому, что мой раби Ицхок-Ойшер ничего не делал и морщил свой лоб над Дополнениями. И конечно, ничего у него уже не выморщивалось, пока я не вставал и не растолковывал ему Дополнение. Хорош раби!
Пошёл я к реб Мойше-Рувену и обо всём рассказал. Так мол и так, нам дают рваные Талмуды, хотим перейти к вам. И хотя это далеко, но зато у вас хорошие книги, а чего не хватит, конечно, вы нам достанете.
Реб Мойше-Рувен рад был хорошей новости и сказал, что город так и так не допустит, чтобы большой бет-мидраш остался без учеников, и в конце концов с нами помирятся и пойдут на уступки, но ему будет очень приятно видеть у себя в бет-мидраше желающих учиться евреев. Хотя бы два дня мы у него проучимся – уже ему будет достаточно, уже это будет для него большая радость!
И назавтра, среди дня, вывел я всех учеников до одного – больше пятидесяти молодых людей – бедных, богатых, постарше, помоложе. Не осталось ни одного, и всех их я привёл к бет-мидрашу. Радость Мойше-Рувена была неописуемой. Мы ему тут же выдали квитанцию – сколько экземпляров Гемары нам требуется, сколько книг с толкованиями, «Вопросов и ответов» и т.п.
Реб Мойше-Рувен взял с собой троих парней с Адолиной улицы и в тот же день принёс всё, что нам было нужно. До десяти вечера всё время носили книги, и на утро началось там ученье, и чудные сердечные напевы разнеслись по всей Адолиной. Я договорился со всеми учениками, что тут разговоров не будет – только ученье, и как можно громче, и все адолинские женщины и дети пришли к окнам, глядя на красиво поющих учеников. Мы заняли также и женскую часть для ученья, кроме как рано утром, когда там молились двенадцать особенно благочестивых – и реб Мойше-Рувен был счастлив.
И когда реб Шебсей-Хирш, габай, пришёл на послеобеденную молитву в бет-мидраш, у него потемнело в глазах. Пусто и темно было в большом бет-мидраше, не слышно учеников, и пришедшие хозяева совсем растерялись. Ни о каком перевороте они не знали и решили, что случилось какое-то несчастье, и в растерянности спрашивали Шебсей-Хирша:
«Что это такое?»
Шебсей-Хирш им рассказал, что сын Арон-Лейзерова Мойше учинил бунт и увёл отсюда всех учеников, переместив их на Адолиную, к реб Мойше-Рувену.
«Зачем? Что-то ведь в этом должно быть? Совсем без причины этого бы не случилось!»
«Ему захотелось, этому мальчишке, - раздражённо ответил реб Шебсей-Хирш, - чтобы я ему выдал новые житомирские талмуды. Но стоит их только выдать, как в три недели эти дорогие книги порвут».
Поднялся шум - ему не поверили. Объяснение им казалось несерьёзным.
Я знал, что когда хозяева придут к послеобеденной молитве, начнётся переполох. Между послеобеденной и вечерней молитвами между хозяевами и Шебсей-Хиршем что-то заварится, и я специально пришёл к вечерней молитве в бет-мидраш. Увидев меня, закричали:
«Ша, ша! Хацкель здесь. Послушаем, что он скажет»
Я не растерялся, взял больших хозяев и провёл их по набитым книгами полкам, стоявшим вдоль стен и над столами – пусть возьмут все книги Гемары и на них посмотрят.
«Посмотрели, хорошо. Так вот – есть ли среди них хоть одна целая книга, по которой можно учиться? Все рваные. Ну, и это по-вашему правильно, что Шебсей-Хирш держит под замком двенадцать прекрасных томов Талмуда, вместе с такими прекрасными толкованиями, с Вопросами и ответами, а тут держит рваные? Для кого он хранит те, хорошие тома? Для чего их жалеет?
Каждый год умирают несколько состоятельных людей, оставляя большому бет-мидрашу книги Талмуда, а он их держит за железной дверью».
Послушав меня, все сказали, что я прав и что Шебсей-Хирш должен открыть общинный дом и забрать оттуда столько книг, сколько молодые люди смогут унести. Но Шебсей-Хирш, старый человек семидесяти с чем-то лет, бывший тут настоящим царём, не хотел уступать, и в особенности его удручало, что против него действует четырнадцатилетний мальчишка. Никто никогда не смел ему возражать, и уступать он не умел.
Волнение в бет-мидраше длилось всё утро, а также и во время послеобеденного и вечернего богослужения. Весь город приходил и видел, что большой бет-мидраш – пуст, и все говорили, что Хацкель прав. Оттого, что все считали, что я прав, он упрямился ещё больше. Все с ним переругались, и не было ни одного, кто бы остался на его стороне. Но он всё не уступал.
Свободное копирование
