На фото справа: Квартира № 8: печь-голландка в столовой. Варвара Санна, наш отец (сидит спиной) и неизвестный. 13 августа 1953. Ленинград
Всякий, открывающий из коридора дверь в наши комнаты в коммунальной квартире № 8, сначала попадал в небольшую узкую и тёмную прихожую. В прихожей стояли высокий запирающийся на ключ книжный шкаф темного дерева с застеклёнными сверху дверцами и большая вешалка для одежды, тоже тёмного дерева, с полкой для шляп наверху и полкой для обуви внизу. Сейчас такие вешалки и такие книжные шкафы можно встретить только в чьих-нибудь музей-квартирах.
Налево из прихожей был вход в большую гостиную (там и сейчас гостиная), направо – вход в столовую (там сейчас кухня). Между гостиной и столовой располагалась комната Варвары Санны. В комнате Варвары Санны было как минимум два входа – один из гостиной и один из прихожей. А может, даже и три. Смутно вспоминаю, что третьи двери из комнаты Варвары Санны, обычно всегда закрытые, но в какой-то период и открытые, вели в столовую. (Это было бы логично: вдоль всех окон, выходящих на улицу, анфилада господских «чистых» комнат, а в комнатах окнами во двор-колодец служебные помещения и жильё для гувернанток и прислуги.) Запирая одни двери своей комнаты и открывая другие, Варвара Санна могла при желании несколько менять планировку.
Комнаты, которую теперь занимает наш единокровный брат Пашка Кобылянский, тогда не существовало, просто гостиная была больше. На месте этой комнаты, кажется, был выгорожен книжным стеллажом своего рода кабинет со вторым массивным двухтумбовым письменным столом тёмного дерева – таким же, как тот, который и тогда стоял, и сейчас стоит в «фонаре».
В гостиной жили рояль и большое кожаное кресло, набитое жёстким конским волосом. Кресло теперь отремонтировали, а в те времена оно было обтянуто не коричневой, а чёрной, порыжевшей от старости на подлокотниках кожей. Я тогда помещалась на его сиденье целиком, вместе с ногами. Рояль, развёрнутый перпендикулярно своему нынешнему положению, стоял в гостиной не у окна, как сейчас, а у стены, где в настоящий момент большая мебельная стенка, хвостом в угол, клавиатурой к окну. И был не такой облезлый, а парадно блестящий и прекрасно настроенный. Между окном и роялем в этой стене были двустворчатые белые двери в комнату Варвары Санны.
В углу за роялем находилась высокая, под потолок, облицованная изразцами печь-голландка. Такая же высокая печь-голландка видна на фотографии 1953 года в столовой.
В 1966 году их, конечно, уже давно никто не разжигал, отопление в доме было паровое. А во время ленинградской блокады, когда централизованное паровое отопление прекратилось, эти комнатные печи в старых зданиях наверняка сильно пригодились. В какой-то момент голландки из всех наших комнат исчезли – приехав в очередной раз к Варваре Санне, я их уже не застала. Видимо, их разобрали при косметическом ремонте.
Кроме рояля и большого кожаного кресла в гостиной ещё были узкий диванчик и пара маленьких кресел к нему, обитые тёмно-красной тканью в рубчик, со всегда надетыми на них белыми хлопчатобумажными чехлами, низкий столик, который в наши дни называют кофейным, а тогда звали журнальным, здоровенная ламповая радиола в корпусе из полированного дерева и небольшой чёрно-белый телевизор. В углах диванчика красовались две диванные подушечки в полотняных наволочках с вышитыми на них крестом крупными цветами (работа Варвары Санны). Одно из маленьких кресел – тоже с новой обивкой – и низкий столик сохранились и до настоящего момента, а диванчик, на котором я в раннем детстве спала, не дожил.
Радиола и телевизор наверняка на чём-то стояли, но я уже точно не помню, на чём именно. Радиоприём был лучше после захода солнца. Чтобы включить радиолу, надо было нажать тугую белую пластиковую клавишу «ВКЛ». Тогда в вечернем полумраке гостиной на радиоле медленно разгорался похожий на кошачий зелёный глаз-индикатор, показывающий, когда в ней нагреются и заработают радиолампы. На подсвеченной изнутри чёрной стеклянной панели радиолы были золотом написаны названия недосягаемых городов: Афины, Прага, Лондон, Варшава, Осло. Если крутить ручку, между названиями городов на панели двигался вертикальный указатель настройки, а радиола таинственно шипела и потрескивала.
Радиола. Общий вид
Радиола внутри
Панель радиолы
Радиола. Кошачий глаз
По телевизору (вроде такого, как на фото), тоже по вечерам, отец, которому я в свои три года охотно составляла компанию, иногда смотрел какие-нибудь международные спортивные соревнования по хоккею или боксу.
Телевизор
Кажется, как-то раз мы с ним просматривали даже зимние Олимпийские игры. Трансляция этих соревнований из-за границы предварялась телезаставкой с надписью «Интервидение». Некоторое время эта заставка красовалась на экране и ничего не происходило, потом играли специальные интервизионные позывные и начиналась передача.
Заставка Интервидения
На той длинной стене в гостиной, возле которой стоял рояль, висел большой чёрно-белый отретушированный фотопортрет Варвары Санны среднего возраста, лет сорока, в солидной позолоченной раме. Ещё эту стену украшала вышивка с крупными жёлтыми подсолнухами, тоже работа Варвары Санны. Эта вышивка попала на фотографию столовой 1953 года вместе с печью-голландкой.
