Необыкновенный успех "Губернских очерков" подал мысль выпустить их отдельным изданием, как только окончено было печатание в "Русском вестнике". Это дело взял на себя М. Н. Катков. Отдельное издание разошлось очень быстро и дало М. Е. около двух тысяч рублей.
"Этим я обязан Каткову; и вообще за это время могу только добром помянуть Каткова".
Их потом ближайшим образом развела разница во взглядах на способ освобождения крестьян; известно, что надел крестьян землею не пользовался сочувствием Каткова.
После выхода "Губернских очерков" М. Е. приехал в Петербург; здесь к нему одним из первых приехал с визитом Некрасов и выражал крайнее сожаление, что, положившись на отзыв Тургенева, не дал места "Губернским очеркам" в "Современнике", и предложил ему сотрудничество.
Благодаря Каткову М. Е. написал "Смерть Пазухина". Раз как-то М. Е. был в очень хорошем расположении духа (что в последние годы его жизни случалось не часто), говорил о драме и при этом высказал следующее:
-- Я знаю две драмы, удивительные как по глубине внутреннего содержания, так и по художественному достоинству. Это -- "Ревизор" и "Свои люди -- сочтемся"; конечно, последняя без приделанного для цензуры конца. Обе как бетховенские симфонии: ни одного слова нельзя ни убавить, ни прибавить.
Совсем позабыв, что еще гимназистом читал "Смерть Пазухина", я спросил М. Е.:
-- А вы не пробовали писать для сцены? Тут доброе настроение М. Е. мигом исчезло.
-- Написал одну гадость, -- раздраженно отвечал он, -- совестно вспомнить. Это тогда все Катков натвердил мне: "У вас настоящий талант для сцены"; вот я послушался его и написал черт знает что такое -- "Смерть Пазухина". Я ее теперь больше и не перепечатываю.
Как известно, спустя некоторое время после смерти М. Е. "Смерть Пазухина" была поставлена на сцене, имела успех, и рецензенты выражали удивление, что такая прекрасная пьеса более тридцати лет должна была дожидаться постановки на сцену. Здесь кстати сказать, что к своим произведениям М. Е. относился более чем строго. Вот что он писал мне 30 марта 1887 г. Перечислив сочинения, которые могут подлежать отчуждению и войти в состав полного собрания (и что потом действительно вошло в посмертное издание), он заканчивает так: "Хотя, кроме этих сочинений, и имеется еще достаточно разбросанных в разных изданиях, но они отчуждению не подлежат, и я положительно воспрещаю [Эти слова в подлиннике подчеркнуты. (Прим. Л. Ф. Пантелеева)] их когда-либо перепечатывать", -- и затем просил меня после его смерти это письмо предъявить опеке над его семьей.
Почти те же самые слова находятся и в сохранившемся у меня проекте условия; помнится, с фирмой Салаевых.
После выхода в отставку, в 1861 г., М. Е. не мог уже вернуться на службу по министерству внутренних дел, потому, нуждаясь в службе, он принял место председателя казенной палаты в Пензе. Тут он не поладил с губернатором Александровым, человеком очень богатым, пользовавшимся особенной поддержкой министра Валуева; поэтому М. Е. был переведен в Тулу, но и здесь не долго удержался вследствие крайне обострившихся отношений с губернатором Шидловским. Впоследствии, при министре Тимашеве, Шидловский был назначен начальником Главного управления по делам печати; как раз в это время М. E. был одним из редакторов "Отечественных записок" и, конечно, мог ожидать всяких неприятностей. Однако при личном свидании Шидловский прямо заявил М. Е., что прежние отношения не могут иметь никакого значения.
"И действительно, -- прибавил М. Е., -- Шидловский ничем не выразил какой-нибудь особенной неприязни ко мне или "Отечественным запискам".
Шидловского скоро сменил Лонгинов. При нем цензурный комитет задержал "Дневник провинциала в Петербурге": председателю Петрову показалось, что М. Е. вывел личность вел. кн. Константина Николаевича, о чем у него и помышления не было.
"А Лонгинова в то время в Петербурге не было; решил дождаться его возвращения. Вы знаете, что такое был Лонгинов; но все же у него был вкус, своего рода уважение к литературе. Только что он приехал, отправляюсь я к нему. "Знаю, зачем пришли, -- сказал Лонгинов, -- не беспокойтесь. Мы с Тимашевым едва животики не надорвали, читая ваш дневник. Комитету бог знает что пригрезилось, ему уже послано распоряжение выпустить книгу".
Свободное копирование
