Александровское время - 7

В виду окончившегося сезона вод мы решились ехать прямо в Париж. Три дня провели в Лейпциге во время ярмарки. У нас была прекрасная квартира, где моей матери было очень удобно. Силы моей дочери возвращались. Я часто прогуливалась и посещала магазины с мужем и дочерью, оставляя себе на следующее утро прогулку, имевшую особенный интерес для меня. Однажды я встала рано, взяла мою записную книжку и пошла с Генриеттой и наемным лакеем отыскивать дом, в котором умерла госпожа Шёнбург. Накануне смерти она велела снести себя на террасу, покрытую цветами, которых поручила своей матери нарвать большое количество. Я увидала эту террасу и цветы; они были не те самые, но, быть может, росли на том же стебле: они внушили мне особенный интерес, и я не могла оторвать от них глаз; мне казалось, что мыслью о ней проникнуто все мое существо. Смерть может похитить у нас любимое, но впечатления сердечные угасают только с нами. Я с трудом оторвалась от этой террасы и отправилась срисовывать вид с моста, перекинутого через ров, который окружает город. Стена с зубцами была прекрасно освещена. Опершись на парапет, я пробовала рисовать, как вдруг незнакомый голос сказал мне: «Madame, знакомы ли вы с французским языком?» Обернувшись, я увидала человека, повторившего тот же вопрос. Я отвечала: «да». «Позвольте предупредить вас, madame, — возразил он, — что солдат и часовой, которых вы видите там, принимают вас за французского шпиона и стараются узнать, какой план вы снимаете». Я очень поблагодарила этого иностранца, уверяя, что ничего не боюсь, и спокойно продолжала свое занятие, приняв лишь ту предосторожность, что приблизилась к часовому, чтобы успокоить его и доказать, что мне скрывать нечего. Действительно, по моему спокойному виду он увидел, что я ничего не делаю предосудительного, и меня более не беспокоили.

Погода была прекрасная, когда мы проезжали по Верхней Саксонии. Страна эта прелестна. После целой ночи езды кучера наши остановились около хорошенькаго домика, находящагося вблизи большого леса. Мы вошли в этот дом, состоявший из трех, четырех комнат. Он принадлежал одному крестьянину. Гостиная была украшена несколькими портретами, так смешно подобранными, что можно было положительно удивиться: каждое лицо было только с одним глазом. Господин смотрел в бинокль, дама держала попугая, голова которого прикрывала ей глаз; другая держала розу, ветка ее имела то же назначение; четвертая одинаково держала лимон. Это было, вероятно, семейство кривых. Обивка стульев изображала женитьбу молодого Товия. Наружная стена дома была прикрыта персиковыми деревьями и лозами винограда. Я отправилась гулять в лес с мулсем и дочкой. Желая сделать часть пути пешком, мы отдали приказание прислать нам экипажи немедленно, как только их заложат. Едва сделали мы шагов сто, как увидали громадный дуб с замечательно толстым стволом. Вокруг него была поставлена скамейка, предназначенная, вероятно, для отдохновения путников. Древесная кора над этой скамейкой была покрыта надписями на всех европейских языках. Сколько собрано было имен, различных мыслей, с какими различными побуждениями начертывали их лица, которые никогда не видались и, вероятно, никогда не увидятся! Я была в восхищении от этого леса. Из-за гор увидала я восход солнца, блестящие лучи которого покрывали их всеми цветами опала. Красоты природы имеют над нами громадную власть. Чтобы вполне оценить их значение, следует быть лишенным их на некоторое время. Любуясь чудесами творения, трудно позабыть Создателя, а все, что ведет к Нему, служит первым для нас благом.

Тюрингия — красивая страна, хорошо обработанная. Проехав ее, мы отправились во Франкфурт, куда попали лишь вечером. Ярмарка только что началась. Нам объявили, что нам дадут лошадей не ранее, как дня через три, в виду наплыва публики, наполнявшей город в это время. Старый граф Нессельроде тотчас приехал нас навестить, многое нам рассказывал, а затем предложил нам свои услуги и готовность свезти меня на ярмарку[1]. Мы все на другой день туда отправились. Все магазины были устроены в нижних этажах домов, расположенных четыреугольником. Вход в них — через калитки. Магазины красивы, и в них масса парижских товаров. Я купила книги и портфель оригинальных рисунков в магазине Артария.

Не буду говорить подробно ни о Дармштадте, ни о красивом по своему местоположению Гейдельберге, ни о других городах, которые осмотрены были внимательнее лишь на обратном пути, между прочим, о Раштадте. Оставляя этот последний город, я с живым интересом взглянула на аллею, ведущую в Карльсруэ, обычную резиденцию вдовствующей принцессы баденской. Я избегала ее из деликатности, опасаясь, как бы мое представление ей не подало повода к разного рода догадкам. Я не хотела также, чтобы императрица Елисавета вообразила себе, что я желаю объясниться с ее матерью.

В Страсбург приехали мы также вечером. Въезжая во двор отеля, где мы должны были остановиться, я увидала даму, поспешившую открыть нам дверцу кареты. Каково было мое удивление, когда я узнала в ней г-жу Кошелеву, очень интересную особу, которую я нежно любила! Я была в восторге видеть ее: один прыжок, и я очутилась в ее объятиях. Мы всегда испытываем радостное чувство при свидании с соотечественниками за границей. Четыре дня провели мы вместе, комнаты наши отделялись одна от другой только запертой дверью, которую мы открыли с обоюдного согласия. Сын ее был с ней; в то время он был прекрасным молодым человеком, который служил мне в качестве чичероне: он показал мне город, собор, памятник Морицу Саксонскому, и рыцаря с своей дамой, плававших в гробах, наполненных спиртом. К несчастью, молодой Кошелев очень изменился впоследствии: он ускорил смерть своей матери, доставляя ей бесчисленные огорчения.

По другую сторону наших апартаментов квартировала герцогиня д’Есклиньяк, побочная дочь принца Ксаверия и сестра шевалье де Сакс, который был убит на дуэли князем Щербатовым. До меня доходил ее спор с горничной, напоминавший маркизу из комедии; та отвечала ей, как и следовало субретке:

— Барышня, вы ошибаетесь, герцогиня ошибается и т. д.

Я рассталась с г-жей Кошелевой, в надежде скоро опять с ней свидеться в Париже. В продолжение часа мы взбирались на красивую гору Савернь, представляющую все разнообразие природы. Роскошный вид расстилается с ее вершины. Как только въехала я во Францию, желание увидать г-жу де-Тарант усилилось. Мы ехали во Франции гораздо скорее, чем в Германии: французская почта прекрасна, ямщики услужливы и аккуратны. Я нашла прекрасные отели, превкусные обеды, отличное вино, проворных, веселых и добродушных слугь. Только в Нанси и в Мо заметила я революционный дух.

Отправившись гулять в одном из этих городов, пока меняли лошадей, я встретила двух или трех молодых людей, которые принялись кричать:

— О, го, го! теперь не носят более шлейфов, потому что нет более пажей их поддерживать.

— Ошибаетесь, господа, — отвечала я: — я не француженка, а русская: мы не проливали крови наших государей!

Они замолчали и поспешили удалиться.