Павловское время - 10

Возвратимся к приготовлениям к коронации и к нескольким предшествовавшим ей событиям. Когда императрица приобрела опять некоторую власть над своим супругом со времени своего примирения с г-жею Нелидовой, оба князя Куракины получили назначение: старший[1] вице-канцлера, а младший генерал-прокурора.

Князь Безбородко остался первым членом коллегии иностранных дел. Несмотря на все тяжелые чувства императора относительно Панина[2], он назначил его одним из первых членов коллегии иностранных дел. Г. Нелединский[3], двоюродный брат князя Куракина, был приближен по особенной протекции императрицы, которая достигла таким образом того, что окружила императора исключительно только своими приверженцами. Возле особы государя, по его личному выбору, был один только граф Ростопчин, которого он пожаловал генерал-адъютантом и которому вверил управление военной части.

Февраль 1797 г. был ознаменован приездом польского короля[4]. Одно из первых действий императора Павла по восшествии на престол было возвращение свободы всем заключенным полякам, находившимся в Петербурге после последнего раздела Польши. Несчастный Понятовский, когда-то король Польши, находившийся в Гродно на положении пленника, был приглашен императором в Петербург и отлично принят. Его пригласили следовать за двором в Москву присутствовать на коронации. Двор выехал первого марта, остановился в Павловске в продолжение двенадцати дней, а оттуда свита их величеств отправилась по отделениям через сутки одно после другого. После пятидневного путешествия каждое отделение являлось последовательно одно за другим в Петровский дворец, расположенный у Московских ворот. Этот замок выстроен был императрицею Екатериною для временных остановок, потому что обычай предписывал государям торжественный въезд каждый раз, как они приезжают в Москву. Петровский замок был отстроен в то время, когда Императрица Екатерина предпочитала готическую архитектуру всякой другой, но архитектура Петровского придавала этому дворцу вид бесформенной массы. Он был мрачен и в дурном местоположении: с одной стороны он примыкал к запущенному парку, а с другой — фасад его выходил на большую дорогу, пересекавшую довольно бесплодную равнину. Хотя город был только на расстоянии всего четверти часа пути, но из дворца его вовсе не было видно. За исключением их величеств все были дурно размещены и отчасти в дурном расположении духа. Несмотря на то, следовало являться к двору ежедневно, и московская публика приезжала в Петровский дворец представляться императору. Там императрица получила известие о смерти m-me Бенкендорф, своего лучшего друга; она оплакивала ее в продолжение суток и появилась в обществе лишь на другой день. Император часто ездил в Москву. Поездки его совершались будто инкогнито, но весь двор его сопровождал; целью этих поездок было посещение госпиталей и других, заведений. Как-то поздно вечером, когда возвращались по дороге, почти непроходимой вследствие оттепели, карета, в которой были император с императрицей, оба великие князя и великая княгиня Елисавета, каждую минуту угрожала падением. Императора это забавляло, и он спросил у великого князя Александра: «Боится ли великая княгиня Елисавета?» Великий князь, думая сделать похвалу своей супруге, отвечал, что нет, что она не трусиха и ничего не боится. «Вот именно то, чего я не люблю», сухо отвечал император. Великий князь понравился, прибавив: «Она боится только того, чего следует». Но ошибка была сделана: император впал в дурное расположение духа. Несмотря на величие души Павла, характер его имел странные стороны: государь всегда готов был видеть врага в человеке, которого не уверен был запугать. Нельзя сказать, чтобы в другие минуты его величество не доказывал, что умеет ценить возвышенность чувств и энергию. Следует приписать эту мелочность недоверию, которое сумели ему внушить.

Несколько месяцев спустя, в Петербурге устроилась свадьба, которая отпразднована была при дворе довольно торжественно. Граф Дитрихштейн, чрезвычайный посол венского двора, и о котором говорено было выше, был в большой милости императора и последовал в Москву за двором. Не живя в Петровском, он приезжал ежедневно обедать к императору, а в ожидании обязательного ужина у его величества проводил послеобеденное время у графини Шуваловой, младшая дочь которой сильно влюбилась в него. Дитрихштейн вовсе не отвечал ее чувствам, но в дело вмешался граф Шуазель и так искусно повел эту интригу, что шесть недель спустя, граф оставил Москву с графиней Шуваловой, в качестве будущего зятя. Дипломатический характер графа Дитрихштейна и особенная благосклонность к нему императора придали этой женитьбе некоторый блеск, который естественно отразился на графине Шуваловой, к которой император, впрочем, не особенно благоволил.