147-й отдельный стрелково-строительный батальон - 23

В начале октября подул тёплый воздух с моря, и снег начал дружно таять. Работать стало интересней, и каждый старался использовать потепление, чтобы больше выполнить работ.

Обедал я в батальоне. Времени на обед хватало. Однажды, пообедав, я собрался бежать на объект, как меня окликнул дежурный по роте.

 - Передай прорабу, что завтра ты на работе не будешь. Это приказание командира роты ,— сказал мне дежурный.

Я не стал расспрашивать. Однако дежурный сказал, что Жарова тоже оставляют. «Опять какие-то срочные работы», подумал я. После обеда рассказал бригадиру, что делать на следующий день, показал все выноски на обноске. Вечером предупредил Фузеина, что на следующий день я на работе не буду, ушёл. Меня уже несколько раз оставляли в роте то на сборы, то на конференцию, а один раз даже ехал в Ваенгу на флотскую конференцию. Коля Жаров службу проходил спокойно. Работал, как все, прогрессивную оплату получал и отсылал матери, которая работала в колхозе. Жил он по закону стада: «Не высовывайся вперёд, чтобы по рогам не надавали, и не отставай от всех, чтобы хвоста не накрутили». После ужина мы с Колей сидели и перебирали варианты, почему нас оставляют в роте. Общего у нас было только то, что мы были техниками-строителями, но у нас было много солдат со средним строительным образованием, на какие-то сборы из одной роты двух человек не пошлют, каждый человек на двойном учёте. Остаётся версия, что мы друзья, а если есть какая-то работа на двоих, то, конечно, лучше посылать друзей. На этом мы остановились. Была мысль ещё, что оставили нас для перевода в другую часть, но мы её отмели, так как не хотели никуда переходить. Мы здесь сдружились, сработались с командирами, а это для службы немало. Ночь прошла в раздумьях.

Проснулся с тяжёлой головой, но зарядка, мытьё холодной водой, растирание сделали своё доброе дело. После завтрака мы с Колей ждали приговора. Пришёл ротный и с улыбкой, а она у него была доброй, сказал, чтобы мы надели выходное обмундирование, почистились и шли в штаб. Для нас это было чем-то новеньким. Через 30-40 минут пришли в штаб и доложили начальнику штаба капитану Винокурову, что явились по его приказанию. Начальник штаба батальона пригласил нас к себе в кабинет и предложил сесть. Для нас это было также новым. Мы сели. Капитан повозился немного с бумагами, лежащими у него на столе, и, улыбаясь, обратился к нам.

- Вот, ребята вы и попались. Поезжайте в Ваенгу, в бригаду. Эти пакеты, — он взял два пакета и протянул нам, — вручите начальнику штаба бригады подполковнику Сироте. Каждый из вас пакет вручает самостоятельно. Дальше что делать — узнаете у Сироты. Желаю удачи.

Отдельно он вручил нам увольнительные, которые были действительны по всему нашему гарнизону. На прощанье пожал руки (Тоже ещё панибратство!)

Мы вышли из штаба и сразу направились к КПП. До мурманской дороги, ведущей к Ваенге, было километра полтора. Вышли на дорогу. Из Мурманска шла грузовая машина, гружённая тюками. Мы проголосовали. Машина остановилась. Взобравшись в кузов, я из-за тюка показал водителю, что можно ехать. Когда машина набрала скорость, мы почувствовали, что комфорт езды ниже среднего, если нет градации ниже его. При таком морозе наши шинели были плохими защитниками от холода. Мороз беспрепятственно проник к телу и, казалось, не останавливаясь дошёл до костей. Мы прижались друг к другу. Ехали молча, но мысли были одни — зачем и что дальше... На работе мы были в полушубках, валенках, в тёплых брюках. А здесь ради чего такие муки? Неожиданно машина остановилась. Шофёр осведомился, живы ли мы, и посоветовал, пока он дольёт воду, чтобы мы немного размялись. Когда соскочили с машины, почувствовали, что ноги подчиняются плохо, походка была как у кукол в балете «Щелкунчик». Когда шофёр справился со своей работой, он велел нам занять наши места, подбодрив нас, что через десять минут мы будем на месте следования. Действительно, в указанное время машина остановилась, шофёр указал нам направление, куда идти. Машина помчалась дальше, не свернув в Ваенгу.

Мы пришли в штаб и вручили подполковнику Сироте пакеты. Приняв пакеты, он предложил нам зайти в зал. Подполковник был мужчиной среднего роста, широкоплечий, спортивного телосложения, лет 45-50 от роду. Глаза, специфический профиль, большие уши, всегда стоящие начеку, длинные руки говорили, что подполковник принадлежал к древнейшему народу. Когда он с нами заговорил, то акцент его подтвердил предположение. Мы зашли в зал. Там уже было много народа, таких же солдат, как мы, но знакомых не было. Наверное, они были здесь по этому же поводу. Несколько в стороне стояло трое сержантов, которые немного путали карты. В зал зашёл начальник политотдела управления капитан первого ранга Каганович. Все расселись по местам. Каганович сделал доклад о международном положении и окончил его обращением к нам. - Ввиду того, что международное положение в настоящее время назвать нормальным нельзя, партия и правительство приняло решение укрепить Северный флот, и посему мы обращаемся к вам, специалистам строителям, с предложением остаться в кадрах Советской армии, так как нам предстоит очень много строить для укрепления Флота. Это новые современные причалы, дороги, жильё для личного состава и многие другие, доселе ещё не строенные в мире сооружения. Для достижения успеха в этом деле мы создаём школу младших офицеров, после окончания которой вы будете зачислены в кадры вооружённых сил.

Каганович ушёл. Объявили перерыв на десять минут. В помещении было шумно, многие вслух обсуждали свои проблемы. Мы с Николаем вышли из зала. Положительным было то, что не нужно было сдавать никаких экзаменов. После того, как мы сдаём заявление, нужно будет пройти медкомиссию, которая определит, сумеем ли мы по состоянию здоровья быть в кадрах армии. Хотя мы ничего не теряли. Если забракуют, то мы дослужим своё время и демобилизуемся в запас, выполнив свой долг. У меня было только в одном сомнение — каких офицеров выпустит школа: строевых или технических. Я своим сомнением поделился с Колей.

 — Знаешь, если они после выпуска направят на техническую работу, я подаю сразу заявление. А вот если направят работать командиром взвода, здесь нужно будет ещё подумать.

Николай мне высказал своё мнение:

 — Я на стройке ещё не работал, но знаю, что на строительстве дорога тоже не мёдом мазана. За каждую травму отвечай, за материалы, которые воруют, отчитывайся. А оплата труда, наряды... Здесь ещё нужно взвесить, что лучше, что хуже.

Подали команду зайти всем в зал. У стола, покрытого кумачом, стоял капитан. Я подошёл к нему и спросил, куда будут направляться выпускники школы. Будут ли они направляться на участки начальников работ или в стройбаты на должность командиров взводов. Ответ последовал мгновенно: и туда, и туда. Я понял, что этот ответ уже в верхах обсуждался. Я решил ещё подумать. Пришёл капитан второго ранга из политотдела флота с лекцией: «Защита отечества — долг гражданина». Мы с Николаем прослушали эту лекцию, и каждый из нас подал заявление, но по разным причинам. Я хотел строить, Николай хотел быть взводным. Подав заявление, мы с разрешения капитана отправились в свою часть. Решили идти не через пустырь, а по дороге. Это было значительно дальше, но по этой дороге тоже могла пройти машина и нас прихватить. Мороз крепчал, «подгонял, под мышки нес».

Время подходило к четырём часам. Сейчас бы хороший обед был бы не лишним. Хотелось есть. Мы проходили около какой-то части, или войсковой группы. Со двора нёсся запах украинского борща. Не знаю, если нас не хватил апоплексический удар, то это только благодаря Николаю. Он увидел, что из боковой двери домика выбежал матросик в поварском колпаке и в белом фартуке. Увидев его, Николай воскликнул:

 — Какой прекрасный здесь кок! Борщ пахнет, аж с ног валит.

Парень остановился, улыбнулся и наполовину на украинском, наполовину на русском языке пригласил нас оценить его искусство. Здесь уж вступил в разговор я.

 — Микола, якщо тут працюють українці, я не можу їм відмовити. Куди йти, добрий человіче?

Услышав родную речь, кок засиял, как новая монетка. Улыбка расплылась до ушей. Он показал на дверь, откуда только что вышел и пошёл впереди нас. Мы зашли в бытовку. Хозяин поставил на стол две тарелки душистого борща с мясом, гречневую кашу со свиной тушёнкой, компот с сухофруктами. В нашей части такой обед не давали даже в праздничные дни. Кок оказался с Винницкой области, службу уже заканчивал. Не принял ещё решение, оставаться ли на сверхсрочную службу, что ему предлагают. Поев, посудачив в пределах вежливости, мы поблагодарили хозяина и удалились. Только мы вышли на дорогу, нас подобрал автобус, в котором были только шофёр и старшина. Они ехали в Мурманск. Мы сели, и нас сразу сморил сон. Проснулись, когда остановилась машина на повороте в Росту. Мы поблагодарили шофёра и старшину и пошли в часть.

Наши коллеги ещё с работы не вернулись. Походив немного по роте, мы улеглись в казарме и заснули со своими заботами и мыслями. Первая заповедь на флоте гласит: «От сна и еды никогда не отказывайся». Но на ужин мы всё-таки не пошли, не хотели портить ощущение хорошего обеда.