147-й отдельный стрелково-строительный батальон - 4

С первого знакомства командир взвода назначил меня своим связным. При его отсутствии я должен был знать, где он находится, и при вызове его сообщать ему об этом. Рота продолжала формироваться. Одни солдаты уходили, другие приходили и заполняли вакансии. Так к нам прибыли два паренька из Вологды. Собственно, они прибыли не совсем из Вологды, а из окрестностей — где-то километров 200 от неё. Оба низкорослые, широкоплечие, оба лесорубы. У одного из них, Никонова, на руке не хватало трёх пальцев. Оба опоздали явиться на призывной пункт, потому что начался ледоход на реках, которые разлились на десятки километров. На две недели оборвалась связь с городами. В первые дни после прибытия старшина им поручал хозяйственные работы, и они безропотно их выполняли, причём выполняли качественно. В один из дождливых дней старшина решил заняться наведением порядка на территории вокруг казармы, осталось только с карьера привезти свежий песок и посыпать дорожки. Старшина повёл друзей на хозяйственный двор, велел запрячь лошадь. Убедившись, что ребята легко справляются с лошадью, старшина объяснил, где набрать песок. Друзья уселись в возок и уехали. Мелкий, совсем не весенний дождь продолжал лить без перерыва. Все были при деле. Никто из командиров и солдат, участвовавших в работах на уборке территории, не обратил внимание на то, что уехавшие за песком солдаты отсутствуют более полтутора часов. Обыкновенно песок привозили за 40-45 минут. Наконец галопом примчался Никонов. Лошадь была в пене. Он подбежал к старшине и, сбиваясь, рассказал о происшествии, приключившемся на карьере. Когда друзья приехали на карьер за песком, там никто не работал. Заглушённый экскаватор стоял в стороне. Друзья набросали в возок песок. Никонов отогнал лошадь на дорогу, а напарник достал махорку, скрутил «козью ножку» и пытался её прикурить. Дождь и ветер гасили спичку, а затем коробок намок, и спичка вообще не зажигалась. Никонов достал с кармана свои спички и подошёл к напарнику, чтобы помочь ему прикурить, но вдруг лошадь дёрнулась и побежала по дороге к выезду из карьера. Никонов рванулся и побежал за лошадью. В этот момент отвесная стена карьера под тяжестью дождевой воды обвалилась и под собой погребла напарника. Никонов схватил лопату и начал разгребать песок, но убедившись, что он не сумеет помочь другу, примчался в часть. Старшина, не медля, доложил в штаб. По тревоге был поднят весь личный состав, который в это время был в части. Солдаты выскакивали на автомашины на хоздворе, где уже были погружены лопаты. Прибыв на карьер, солдаты-механизаторы завели экскаватор и начали перебрасывать верхний слой обвала. Санитарная машина флота с воем сирены заехала в карьер. Врачи развернули станцию скорой помощи. Когда солдаты извлекли из-под обвала пострадавшего, врачам оставалось только констатировать смерть, наступившую мгновенно. Это был первый смертельный случай в нашей молодой роте, которая ещё не приняла присягу. Через два дня приехали родители погибшего. Состоялось прощание с товарищем, с которым мы ещё не успели познакомиться. Родители солдата увезли его домой и там похоронили.

После этого случая в роте произошло изменение. Пришёл новый командир роты, старший лейтенант Гуляев Николай Нестерович, человек энергичный, эмоциональный, хорошо знавший своё дело. Старшину уволили в запас, пришёл новый комбат — капитан второго ранга Патрихин, гигантского телосложения, с лёгкой качающейся корабельной походкой. Как судьба распорядилась с прежним ротным командиром, Симаковым Петром Ивановичем, прекрасным командиром, я так и не узнал. Разговоры были разные.

Одним ранним утром, ещё до подъёма, меня разбудил дежурный по роте и велел одеться. В коридоре ждал командир роты Гуляев. После рапорта он спросил меня:

- Вы являетесь связным лейтенанта Федяшкина?

- Так точно!

- Вызовите его немедленно ко мне, я буду в канцелярии роты.

- Есть! — Я побежал к штабу, рядом с которым находилась санчасть и комната Федяшкина.

Я постучал в дверь, которая от прикосновения отворилась. Постучал ещё раз, никто не откликнулся. Открыл дверь. На меня дохнул спёртый воздух перегара от водки, смешанный ещё с какими-то запахами, тянущими к рвоте. В деревне привыкаешь к резким запахам, когда чистишь хлев со свиньями или коровник, но здесь было что-то особенное. На полу валялись водочные бутылки и консервные банки с остатками пищи, хлеб. Из-под одеяла, наброшенного на головы спящих, торчали четыре ноги: две худые сине-жёлтые, и две полные, заросшие черными волосами. Я громко сказал: «Товарищ лейтенант, Вас вызывает командир роты!».

Никакого ответа, только тихое посапывание спящих особ. Я повторил приказание ротного. Молчок. Решил за ногу растормошить спящего командира. Однако сразу возник вопрос: «За какую»? Следуя логике, решил: конечно, волосатую, крупную ногу! Так и сделал. Из-под одеяла высунулась женская голова со спутанными редкими волосами, с прищуренными от солнца глазами, которая голосом пропитого контральто спросила меня: «Чего тебе нужно, солдат?» Я повторил приказание командира роты.

— Ладно, иди, — сказала она совсем не по уставу, — он сейчас придёт.

Я выскочил из этой адской комнаты. Казалось, что смрад нёсся следом. Доложил ротному и вышел на спортивную площадку. Ложиться было нецелесообразно, через 10 минут прозвучал сигнал подъёма. Пришёл лейтенант Федяшкин, а спустя нескольких минут они с Гуляевым вышли из помещения роты. Больше Федяшкин в батальоне не появлялся. Взводом командовать опять стал сержант Сергеев.